Вышли из леса две медведицы

Он быстро коснулся себя, словно желая получить подтверждение, и, когда его пальцы подтвердили ощущение его тела, он отстранился от нее, молча лег рядом на спину, натянул рубаху почти до коленей и укрылся одеялом. Потом тихо-тихо, медленно-медленно опять протянул руку, чтобы, крадучись, обследовать свое тело, понять, что с ним — большое оно или уменьшилось, и хотя обнаружил свой член на том же месте, что всегда, но у руки осталось такое же странное ощущение, будто он больше не составляет часть его тела, а полностью отделен от него.

Молод он был. Настолько молод, что его член не раз вставал как бы сам по себе, от одних только мыслей или картин, проносившихся в нем как бы независимо от головы хозяина. Молод настолько, что еще не знал, какое действие могут оказать странный взгляд, насмешливая фраза, блудливая, не вовремя и не к месту улыбка, неприятный запах тела, неумеренная выпивка, глупое замечание, неожиданная помеха, незваное воспоминание — причин много, а результат один.

Его рука все еще оставалась там, как будто защищая его чресла, и он слегка надавил, проверяя, осталось ли хоть немного мужской силы в его слабости, есть ли там еще какая-нибудь надежда «преобразить и преобразиться»[101]. И в ужасе ощутил странную вещь — что нажатие чувствует только его рука, но не его плоть. Но, щупая себя, он вдруг обнаружил, что рука его не одинока, потому что и рука его невесты тоже здесь и тихо гладит его. Какая-то отчужденная, изучающая холодность почему-то почудилась ему в этом ее прикосновении, и он испуганно отдернул свою руку.

— Что ты делаешь? — со стыдом прошептал он. — Что ты делаешь?

— Я только хотела взять твою руку в свою, — сказала она. — Лежать рука об руку. Что случилось?

Она попыталась смущенно, неуклюже обнять его, но он на миг оцепенел и тут же отпрянул.

— Оставь меня, — сказал он. — Не надо брать меня за руку, как маленького ребенка. — И минуту-другую спустя добавил: — Иди спать.

— А ты?

— Я должен проверить воду в коровнике. Отец поднял за столом слишком много рюмок и, наверно, забыл, но коровы не виноваты, что у нас свадьба.

— Не уходи. Твой отец не забыл, а кроме того, Арье и Дов тоже здесь. Останься со мной, мы уснем и будем спать вместе. Ты тоже немного перепил. Это пройдет. Ничего страшного.

Зеев не ответил. Рут села на постели и снова положила ладонь с широко расставленными пальцами на середину его груди, но он отстранился от нее. Тогда она легла на спину и закрыла глаза, а он, немного спустя, не проверяя, спит она или нет, поднялся, сбросил с себя свадебную рубашку, натянул штаны и вышел во двор.

Луна уже клонилась к западу и сияла так, что его тело обрисовалось в проеме двери, как огромный могучий силуэт. Она видела, как он вышел и закрыл за собой дверь. Теперь ступни его ног ощущали землю двора, а его обнаженную грудь ласкал ветер, в котором тепло и прохлада переливались друг в друга, как блики света на разноцветной рубашке Иосифа[102]. Так оно всегда в большинстве ночей летнего месяца сивана.

На мгновенье ему стало легче, но тут он снова почуял запах отцовской трубки, пошел на него и увидел отца, который сидел на стуле возле виноградной беседки. У отцовских ног стояла початая бутылка шнапса.

Зеев хотел было отойти в тень, но отец уже заметил его.

— Почему ты не спишь? — спросил он.

— Не смог уснуть.

— Как правило, после этого обычно засыпают, но иногда, от большой любви и волнения, это как раз возбуждает, — сказал отец. Он бросил на сына взгляд, приглашающий к обмену мужскими улыбками, но сразу понял, что это не к месту.

— Все было в порядке? — тревожно спросил он.

— Ничего не было.

— Как это не было?

— Не было.

— Не было чего? Вы не были вместе?

— Почти были. Но вдруг нет.

— Что случилось?

Молчание.

— Она тебя оттолкнула? Испугалась? Закрылась?

— Это я. Вдруг расхотел.

— Что значит «расхотел»? Ты молодой парень. В твоем возрасте это не ты хочешь или не хочешь, это твое тело хочет. В твоем возрасте оно всегда хочет.

— Вначале мое тело хотело, а потом вдруг расхотело.

Отец пососал трубку и помолчал. Потом сказал:

— Такое иногда случается с каждым.

И через какое-то время, очень долгое для сына и короткое для него, глотнул из своей бутылки и стал допытываться:

— Она сказала тебе что-то? Она сделала что-то необычное?

— Нет, не сказала и не сделала. Лежала и ждала.

— Вернись к ней, — сказал отец. — Ты слышишь? Сейчас же вернись в кровать. Если ты не сделаешь это сегодня, будет очень плохо.

Он отделил мундштук от трубки и подул в него, чтобы выдуть табачные соки, которые жгли ему язык.

— Этой ночью ничего уже не получится, отец. Сделаем это завтра. Завтра ночью…

— Иди к ней сейчас. Ложись в постель и лежи возле нее.

— Я уже лежал рядом с ней.

— Трогай ее так, как ты мечтал ее трогать.

Зеев не ответил.

— Подумай о какой-нибудь другой женщине и о том, что она тебе делала.

— Что ты говоришь, отец! Это моя жена. Я люблю ее.