Вышли на фронт «катюши»

...Наступает рассвет, а с ним — обстрел наших позиций. Используем каждую минуту затишья, но больше работаем под огнем. На каждую установку уложено по восемь почти стокилограммовых снарядов, подключены электропровода. Все готово! Теперь можно укрыться в окопах, в ожидании команды «Огонь!» сделать несколько затяжек.

Вдруг кто-то из батарейцев кричит:

— Ребята, восьмая не управилась!

Восьмая батарея капитана Архарова при артобстреле понесла потери. Бойцы девятой батареи старшего лейтенанта Пономарева и нашей седьмой бросаются на помощь.

Доносится голос командира:

— Снять колпачки!

Вот-вот раздастся команда открыть огонь. И в это время осколок вражеского снаряда перебивает электрокабель. Электрики сержанты Царюк и Дегтярев, не ожидая приказа, пригнувшись, бегут к месту повреждения. Быстро зачищают и соединяют концы кабеля. Через несколько минут, возвратившись в окоп, докладывают:

— Готово!

И почти тут же с КП — команда:

— Огонь!

Лейтенант Трифилов крутнул ручку прибора управления огнем, и первые двенадцать снарядов, оглушив всех своим «вжвюх», оставив в почти уже светлом небе огненные шлейфы, ушли в сторону врага. Еще оборот рукоятки — и еще «вжвюх».

За передним краем встают смерчи из дыма, огня и земли. Взрывы превращаются в сплошной оглушительный гул. Началась мощная артподготовка по всему участку фронта.

Мы стоим в полный рост. В нас не стреляют, фашистам не до этого. Из леса на исходный рубеж выползают «тридцатьчетверки». На их броне пехотинцы в маскхалатах, с автоматами наизготове...

Занималось утро 12 января 1945 года. Через пять дней над столицей Польши было водружено знамя свободы.

— При последнем издыхании враг особенно опасен. Не забывайте об этом! — говорил на кратком совещании полковник П. И. Вальченко, командир нашей: 16-й гвардейской минометной бригады. — Наша задача: залпами облегчить продвижение пехотинцев в городе. Вашему, майор Хмелинский, 3-му дивизиону ставлю задачу...

Полковник указал на карте Берлина, куда должны лечь залпы дивизионов и батарей.

...На территории парка Фридрихсхайн разведка обнаружила большое скопление вражеских танков. Это цель для нашей 7-й батареи. Нужно выбрать огневую позицию — широкую площадь, перпендикулярную направлению на цель и на нужном от нее расстоянии. В городе сделать это не просто. Наконец такая площадка найдена — у развилки Ландсбергераллее. Хорошая площадка для огневой позиции, с одним лишь, правда, существенным недостатком: впереди, метрах в трехстах, находится упрятанная в выемке железная дорога с вокзалом, а несколько дальше оборона фашистов. К тому же площадка отлично простреливается.

Одна надежда — на ночь, когда можно будет перебросить боевые машины и подвезти 96 снарядов, в центнер весом каждый.

До наступления сумерек осторожно вели подготовительные работы, установили наблюдение. Справа, вдоль улицы, кирпичный остов большого здания, сгоревшего и полуразрушенного, заваленного грудами камня, с торчащими ребрами перил. Теперь это наш дом. Он должен нас укрывать от пуль и осколков. Поодаль, за грудами развалин,— большой серый дом, «разукрашенный» простынями — знаками капитуляции.

В верхних этажах никого нет: все в подвале. В темноте сидят на узлах женщины, старики, дети.

Освещая подвал фонариками, мы иногда заглядываем туда, пытаемся заговорить, кто как может. Угощаем детей. Даем, что у кого есть в кармане или в вещмешке, — кусок хлеба, сахар, колбасу из железной банки.

Убедившись, что у нас нет ни рогов, ни клыков, немцы принимают угощение, говорят «данке», а некоторые даже умудряются произнести — «шпасиба». Но чаще всего повторяют: «Гитлер капут!»

Это хорошо. Но сколько потребовалось нашим солдатам прошагать по взорванной земле, чтобы услышать, наконец, эти слова! Сколько дней и ночей шагал ты, солдат, сюда от стен Москвы, на месте которой Гитлер обещал оставить развалины.

Мы гнали врага от самых ворот родной столицы и непоколебимо верили: будет и на нашей улице праздник! И вот он, порог Победы, уже рядом...

— Завтра в Москве первомайский парад, без зениток, без аэростатов, без светомаскировки, — говорит москвич Миша Ниловский.

— А мы устроим фашистам первомайский фейерверк здесь! — отвечает его земляк, водитель Переслегин.

Наши разговоры прерываются артобстрелом вперемежку с пулеметными очередями... Голос наблюдателя:

— Воздух! Слева сзади — десант!

Задираем головы. Действительно, сзади, слева от фронта батареи, опускаются парашютисты.

— Батарея, внимание! Всем занять оборону за восточной стеной нашего дома. Открыть из окон огонь по парашютистам. Первой огневой группе занять оборону по западной стене на случай обхода с тыла. — Последние слова моей команды тонут в автоматных очередях батарейцев.

Все парашютисты — сколько их, сосчитать трудно, потому что уже довольно темно, — приземлились, стрельба затихает.

Ждем атаки, но ее нет. Усиливаем охранение.

— Наверно, мы их всех расстреляли в воздухе, — говорит кто-то.

— Ну, конечно, такой снайпер, как ты, и в темноте попадет в правый глаз. Просто они удрали...