Выскочка из отморозков

— Вишь, хошь и анчихристы, а к лесу душу поимели! — улыбался старик. И сказал, что на следующей неделе отпустит Борьку домой до будущего года. — А может, и не понадоблюсь. Как жизнь сложится. У тебя теперь ломка идет. Может, наладится кровь. Ну, коли сбой почуешь — сухость во рту, мигом ко мне беги.

Борис так обрадовался, что скоро уедет из леса насовсем, что безропотно помогал деду во всем, о чем бы тот ни попросил. Даже жене его Дарье помог нарубить капусту на посол. И теперь подолгу разговаривал с Данилой вечерами.

— Что я сказываю, слухай! А уж сгодится иль нет, сам решай.

Борька подсел поближе.

— Так вот, ежли жить хочешь здоровым, не лезь, где вся служба на колесах. В армию приходят здоровыми мужики. А уходят с ней — развалины. С добра ли? Там всяк день как последний! Не то жить, выжить мудрено. Коль сам себе не нужен, ступай туда, но ко мне — ни ногой. Я не хочу впустую лечить. Военные все с виду здоровы. А копни внутрь — сплошные болячки. Оно немудрено! Глянь, как они живут и что едят. У меня и пес перловку не станет жрать даже по голодухе. А военные на той каше всю жизнь сидят. Никаких жиров и путевых харчей! Свежего мяса не видят, единая тушенка да сухари, те, что от Первой мировой войны остались.

— Дед, ну откуда знаешь? Ты ж когда служил?

— Я не брешу, Бориска! Довелось недавно лечить двоих. Их с Чечни комиссовали. Один при чине, другой — совсем мальчишка — солдат. С ранениями и увечьями воротились в семьи. Тот, что при звании, ранен в плечо. И в ноге осколков с полведра. Ногу ему хотели отрезать, а он не дал. Ко мне его привезли. Ногу спасли. Осколки вынули, но натерпелся человек боли сверх меры. Аж сердце заклинивало. Но теперь уже ходит, не хромает. А вот плечо еще беспокоит. Рука плохо двигается, жизни в ей мало. Что–то просадили пулей. Ну а я не хирург. Все возможное сделал. Теперь уж как есть живет. Пенсию ему определили копеечную. Я присоветовал дачу заиметь, с участком. Он послушался и теперь доволен. Говорит, что если б заново жить довелось, никогда не стал бы военным. А враз в лесники подался б. Нынче даже пасеку заимел. Свой мед качает. Веришь, пенсии хватает мужику. От него, раненного, баба ушла. Оно понятно, зарплату перестали платить большую. Ну а нынче, когда он ожил, та гадость в обрат запросилась. Мол, прими взад, а он не хочет. Понравилась воля и новая жизнь, без командиров военных и домашних. Аж улыбается и плачет, когда слышит соловья! Раньше на это время не находил, теперь душу чистит трелями и спит в саду, серед цветов, оттаивает душой и сердцем…

— А второй? Солдатик живой? — спросил Борис.

— Пал Палыч? Ох и золотой парнишонок! В самом деле — рыжий, как подсолнух! Его и отец, и мать с пеленок звали цыпленком. У него не только волосы и конопушки, даже глаза рыжие! Ну чисто лисенок! Такой же хитрый, проворный рос, я его смальства знал. Хороший малец, уважительный, бойкий, в меру бедовый, озорной. И невесту себе сыскал такую ж в соседней деревне. Долго они любились, но забрали Пал Палыча. В армию. Обещали в Москве оставить служить. Да где там? Не поимели сердца к парнишонку, в Чечню закинули. Он старикам своим писать боялся. Шутейное ли дело им про такое горе узнать? Но штамп с письма куда денешь? Не сотрешь и не вырвешь. А и невеста прознала. Погоревала по живому, с другим задружилась. Пал Палыч три месяца без царапины прослужил. Мать и все сестры за него молились всякий день. И Бог слышал их, оберегал мальца. Но тут выискался дружок–паршивец из своих, деревенских, и прописал Пал Палычу в Чечню, что невеста разлюбила и ждать перестала. Наш рыжик вмиг сник. Ненужной ему показалась жизнь, перестал ее любить и беречь себя, начал смерть искать. А на войне она завсегда с солдатом об руку, надежней невесты ждет, нигде одного не оставляет. Вот и забыл Пал Палыч про осторожность. И… попался на том. Хорошо, что не в середку взрыва, срикошетило по ем, а и того хватило по горло. Вся грудь и живот в осколках. В голову попало. Его счастье, что отбросило взрывом к забору. Иначе насмерть могло изрешетить. Контузило сильно. Ну что там говорить, если в госпитале почти полгода пролежал. Всего заштопали, а не все осколки взяли. Его списали из Чечни и привезли с сопровождающим. Вот тут Пал Палыч и сказал, как все приключилось с ним. Возвращался он со взводом из бани. Ну и шлепал бы в казарму, так отпросился у взводного сигарет купить, аккурат мимо базару шли. Покуда про невесту не знал, не курил. А тут как назло. Только сигареты сунул в карман, выскочил из магазина, оставалось за угол свернуть и нагнать своих, а тут взрыв, прямо посередке, под прилавком примостили.