Выскочка в Академии Кутха

С проявлением дара учебы в моей жизни стало больше, но она заиграла новыми красками. За несколько месяцев я наверстала пропущенную практику и сравнялась с одногруппниками. Наш дар во многом еще работал интуитивно, мы плохо рассчитывали объемы энергетических посылов и разделяли энергии, если кто-то из преподавателей просил нас работать с каждой по очереди. Здесь со мной возникла новая проблема – ни один одаренный эфиром не обладал, поэтому в рамках занятий по расписанию я работала с земной, водной, огненной и воздушной энергиями, а после занятий в консилиуме преподавателей – с эфиром. Эта энергия, на удивление всех и меня в том числе, откликалась лучше остальных, я бы даже сказала – проще.

После смерти профессора Фелана Нануя убийства одаренных прекратились, а еще через полгода после несостоявшегося, слава Кутху, ритуала комендантский час был снят, и ворота Академии открылись. Крен Рубен на протяжении всего следствия часто встречался со мной в Академии и пару раз вывозил меня в город в управу благополучия. Крен Рубен признался: Верховный, Торни и другие члены Логова, что стояли над жертвами, лишились дара после ритуала, сработал закон добровольного взаимообмена.

«Удивительно, почему он не сработал намного раньше? Только решили они совершить злодеяние – раз, и дара нет».

Гернера поймали, он отказывался говорить с кем бы то ни было, кроме меня. Я пошла на это условие, и Гернер раскрыл большую часть членов Логова. Он злился и обвинял меня в своей наступившей неполноценности. Меня не интересовало мнение Гернера, лишь было противно, что я так глупо доверилась ему.

– Ты могла бы править миром, а стала побегушкой идеальных, – говорил он, хватаясь за горло, и голос его сочился мукой. – Дочь Кутху в услужении Совета островов, а не над ними.

Постепенно жизнь вернулась в привычное русло, а немыслимые сплетни, ходившие обо мне в Академии, стихли. Однако я по-прежнему была камнем преткновения: вроде выскочка, но в тоже время дочь Творца. Они ждали, я примкну к идеальным, но я оставалась верна своим принципам и друзьям – неважно, есть ли дар у человека и какой он силы, главное, какой человек сам.

Мы дружно с ребятами собирались по вечерам в парке, в выходные ходили в город, смеялись над новыми небылицами, тренировали Преображения, делали уроки, болтали и строили планы на будущее. Крома и Клеру я тоже простила. Не зря они столько знали об управе благополучия: Логово подставило их отца и обязало их шпионить за нами и всячески стараться настроить нас против идеальных. Чем сильнее бы в нас горела ненависть к идеальным, тем больше шансов, что дочь Кутху согласилась бы помочь им.

Не менялась только Хелена – как и раньше, на людях, она держалась меня стороной, зато в комнате все чаще снисходила до разговоров. А вот Лимани захотела возобновить дружбу, даже приглашала в свою компанию, но только меня. И если на Крома и Клеру они еще снисходительно кивнули, то общаться с Карни, Троном и Люнеей не хотели – ну я и отказала им. Нам хорошо и нашей компанией, где никого не волнует, насколько ты одарен и силен, важно лишь то – какой ты человек и что хранишь за душой. Про Лимани, конечно, жалко. Не думала я, что обретение ее семьей статуса идеальных навсегда разведет нас, а прошлое останется в прошлом. Казалось, она одумается… но этого не произошло и, похоже, никогда не произойдет.

Поиски пиявки я не прекращала и подключила к ним Разбойника. Мы вместе вдоль и поперек исследовали территорию Академии. Я обращалась к земникам, надеясь на их помощь – Теонала же смогла мыслеобразами передать Разбойнику инструкцию, возможно, это сработало бы и наоборот, но Разбойник молчал. Единственное, что удалось выяснить – перед тем, как удар Верховного настиг их, Разбойника и пиявку окутал защитный купол.

«Не пиявка ли сотворил его? – размышляла я, вспоминая белую вспышку защиты, вызванную пиявкой, когда Гернер пытался связать наши сознания. – Бедненький, он так исхудал тогда. Неужели он не выжил?»

Я приходила на цветущую поляну к озеру, бродила по воде или, сидя на траве, почесывала евражке пузико и говорила, говорила, говорила… Мне казалось, пиявка слышит меня, где бы он ни был.