Высокая кухня

Я смотрела, как он держит бокал, то кладет ногу на ногу, то убирает, кашляет, улыбается. Весь обед я не могла есть, сидела с непроницаемым лицом и молча курила. Он тоже поглядывал на меня украдкой, но я не понимала, что именно это значит. Все знали, что мы с Кассио вместе, так что, возможно, он смотрел на меня как на девушку, которая уже занята. Дела у ресторана шли хорошо, и люди приходили к Кассио, как когда-то к моему отцу; нередко я чувствовала на себе их взгляды, не зная, что именно они подразумевают. Может быть, я просто значилась в списке вещей, которые были им известны о Кассио: интерьер ресторана, пыл и бескомпромиссность его хозяина в вопросах кулинарии, яркий стиль и наряду с этим – его избранница, дочь Сельваджо – для тех, кто в курсе. Обычно все думали, что я обслуживаю посетителей, потому что именно так распределяли обязанности большинство пар в нашем деле: мужчины на кухне, женщины в зале, так что, когда я пробиралась между столами, чтобы выйти покурить после запары, меня хватали за рукав, прося принести воды, принять заказ или передать Кассио хвалебную записку. Я осторожно высвобождалась из их рук, не произнося ни слова, потому что знала, кто я; во всяком случае в этом ресторане, даже если, кроме меня, об этом не знал никто. Ни о чем не думая, я стояла на тротуаре и курила, потом пересекала зал с высоко поднятой головой, вновь занимала свое место рядом с Кассио, и наши движения соединялись в палящем зное кухни – мы играли партитуру в четыре руки. В тот день, когда компания разошлась, мы занялись тем же самым: стали готовить со всей страстью, исполняя симфонию его ярости.

После вечерней смены мы с Кассио отправились к Джанфранко на Монте-Тестаччо: он устраивал большую вечеринку на вилле своих родителей, дантистов. Там мы прилюдно поссорились, обсуждая кухню – в сущности, мы всегда говорили только о ней, остальная же наша жизнь утопала во мраке безмолвия. Кухня была сквош-кортом нашей любви, ее главной территорией: любовь мячом отскакивала от столешницы, меди кастрюль для варенья, японских ножей, она отражалась в матовой поверхности соусов, ютилась в спагетти, пряталась в тонких ракушках теллин, наша любовь жила на кончике языка, в движении наших рук, нашем молчании и адреналине. Кухня ставила нас друг против друга на огненном ринге, но она же объединяла нас, словно родителей, смиренно склоняющих головы над колыбелью, и именно поэтому мы, как и они, в конечном итоге всегда мирились, особо не раздумывая.

В тот вечер мы спорили всю дорогу.

– Ты вообще не выносишь критики.

– Неправда.

– Вот видишь!

– Однажды я все-таки убью тебя.

Когда мы пришли к Джанфранко, спор был в самом разгаре: одинаково вспыльчивые, мы продолжали кричать друг на друга, снимая пальто, бросая их в общую кучу, потом наливая себе выпить, ища что пожевать, – но мало-помалу наш гнев отступил перед всеобщим весельем, и мы, как всегда, заключили перемирие с той же легкостью, что начали войну. Мы стояли в обнимку, и я прижималась щекой к его лицу, когда какой-то незнакомец подмигнул нам и сказал: «Любовь – это работа, да?» Я до сих пор слышу, как Кассио отвечает ему с искреннем удивлением, почти что с недовольством: «Нет, нет, ты путаешь. Работа – это любовь», и я до сих пор чувствую, как все его тело натянулось струной под моими пальцами.

Он пулей выскочил на кухню освежить бокал, надеясь застать там одного из своих дилеров, а я вышла в сад посидеть на свежем воздухе. Я чувствовала себя очень уставшей. Еще несколько человек разбрелись среди цветов, курили кто сигареты, кто косяки. Одна беременная девушка включила хит «Just a Lil Bit»[7] рэпера 50 Cent. Свечи от комаров, качели, фонарики. По вспышке света на лужайке я поняла, что кто-то открыл дверь, потом услышала тихие шаги по влажной траве и узнала того парня с обеда.

Он вышел пописать между двумя кустами. Сердце стучало у меня в ушах. Оттуда, где я сидела, его было видно только мне, и, зная это, я подглядывала, пока он стоял лицом к гибискусу. Он обернулся без предупреждения, и мы застыли, глядя друг другу в глаза. Он застегнул ширинку, развернулся и ушел в дом.

Я закурила. Ночь пахла цветами жасмина и бензином от газонокосилки. Рядом со мной разговаривали две незнакомые мне девушки. В темноте я различала их с трудом, но слышала хорошо. Одна сказала:

– Честно говоря, Кассио, конечно, не худший вариант в Риме, но тоже не фонтан.

– Да, прямо скажем, не самая яркая лампочка на люстре.

Они засмеялись. Обе были пьяны. Я затушила сигарету о декоративный фонарик. Если бы не кухня, возможно, у нас было бы время смотреть друг на друга, видеть и любить друг друга, быть нежными, но нас с головой поглотили осьминоги, кукурузная мука, деревянная посуда, отборное молоко, крики, обещания, ожоги, липкие от крови руки, свечной воск, спелые фрукты, проблемы с графиком, проблемы с поставщиками, поломки, амбиции, воспаленные мозоли, бессонные ночи, вишня в сахаре, записки, нацарапанные шариковой ручкой на газетной бумаге, заточенные ножи. Нам было не выбраться. Какое будущее нас ожидало?