Высокая макуша

— Ну как мальчик, привыкает? — перебивает мои мысли Козлов.

— Привыкае-ет, — говорит за меня дедушка Матвей.

— Молодец, ежли так, — похваливает Козлов.

— Ты только перечни мои не бросай, — вставляет свое Луканин. — А то случится, понимаешь, неувязка, а проверить не по чем.

— Я все их сберегаю, — говорю, — вот они, в папке подшиты.

— Правильно, понимаешь, так и делай.

Лестно мне слышать похвалы старших, и я клонюсь над столом, старательно переношу записи с бригадирского перечня в трудовые книжки. Но в этот момент входит почтальонка, выкладывает на стол газеты, деловые послания из района.

— Что тут, понимаешь, «Голосок»-то пишет? — берет Луканин районку и начинает бегать по ней цепкими глазами.

Внезапно взгляд его замирает, глаза расширяются, а нос как бы прицеливается в одну точку.

— Мать честная, опять твоя работа, понимаешь? — оборачивается он ко мне.

Я чувствую, как медленно приливает кровь к моему лицу, стараюсь держаться и не могу, не владею собой. Подскакиваю с места, заглядываю в газету, и глаза мои опускаются.

— А ну, читай, что там намарал селькор наш сопливый, — проговорил сердито Козлов.

От этих слов меня покоробило, голова вжалась в плечи, а громовой голос Луканина будто молотом оглушил:

— «Вни-ма-ни-ю рай-зо!»

Читал Луканин издевательски громко, на критике делал особое ударение и поднимал при этом указательный палец.

— Бре-ехня! — воскликнул Козлов, когда тот кончил. И, метнув на меня суровый взгляд, напустился: — Пишешь, пискленок такой, а что пишешь-то, а? Хлеб молотим? Молотим! А ты что пишешь?

— Я писал, когда не молотили, — буркнул я в свое оправдание.

— Не знаю, когда ты бумагу свою марал, а вижу, что напечатано. Под суд за это надо отдавать!

Не помню, как высидел я перед лицом укорявших, осыпавших меня угрозами правленцев, как удержался за столом, не выскочил на улицу. А вечером, возвращаясь домой, шел с дедушкой Матвеем, и он допиливал меня, все цецекал, пожимая плечами: «Ай, малый, малый, це-це-це!»

28 ноября. Вчера прислали мне вызов из райкома партии и редакции газеты — явиться на районное совещание селькоров. Но лошадь доехать до райцентра не дали. Козлов сказал, что едет туда по делам счетовод и нечего, мол, две лошади гонять в один конец. А дедушка Матвей, уверив меня, что поедет, схитрил в самый последний момент — не поехал. Видно, побоялись, как бы не дошло до райкома или редакции про их нападки на селькора.

21 декабря. Сегодня вызвали в райвоенкомат Козлова, дядю Мишу и дядю Пантюшу Бузовых, Барского Ивана Васильевича, Антиповых Тимофея Сергеевича и Тимофея Семеновича. Дядю Мишу, дядю Пантюшу и Тимофея Сергеевича призвали на военную службу. Остальных, как постарше, оставили в колхозе. Еще у нас стало меньше на три мужика.

31 декабря. Трудным был второй военный год. Пожалуй, не легче сорок первого. Особенно под Сталинградом, на юге и под Ленинградом.

Соберутся мужики в правлении и толкуют: когда же откроют второй фронт, чего там выжидают наши союзнички?

— А того и дожидаются, — говорил Луканин, самый начитанный из наших деревенских, — чтобы немца, понимаешь, голыми руками взять. Пока поборется он с нами, поистратит свои силы, подходи потом к нему да клади его на лопатки. У них, капиталистов, свое на уме, понимаешь…

Год 1943-й

2 января. Принесли сегодня новогодние газеты. Радостные вести: под Сталинградом наши разгромили 38 вражеских дивизий, уничтожили 175 тысяч гитлеровских вояк, взяли в плен 137 тысяч и вдобавок окружили 22 дивизии. Да еще два города взяли — Великие Луки и Элисту. Молодцы наши, поднесли фашистам новогодний «подарочек»! В газете «Правда» перед Новым годом карикатуру поместили: сидит Гитлер, как главный бухгалтер, подсчитывает на счетах, сколько своих потерял, а вместо косточек — черепа да каски от убитых фрицев. Долго, наверно, придется ему подсчитывать.

4 января. Все эти дни сидел в правлении с утра до ночи, заводил на всех колхозников новые трудовые книжки. Настоящих, печатной формы, из района пока не обещают (война, не до этого), и потому я наготовил самодельных: нарезал бумаги и сшил ее тонкими блокнотиками. А из старого плаката сделал табель трудодней всех колхозников поименно. Пусть люди приходят и смотрят, кто сколько выработал. Правленцы за такой порядок похвалили, а дедушка Матвей стал доверять мне свои учетные книги, к трудодням не относящиеся, и я записываю в них по его подсказкам. В начале зимы я уже попробовал поступить на курсы счетоводов. Да не вышло: на мое заявление из райзо, районного земельного отдела, прислали бумажку с отказом — куда, мол, такого, дорасти нужно до совершенных лет. Поэтому учусь у дедушки Матвея, помогаю ему. Работы сейчас через край: он спешит составить годовой отчет и доволен моей подмогой.