Она повернулась на каблуках и прошествовала к двери в перегородке сборного офиса. Ее широкий зад был никак не меньше французского ярда. Перед тем как шагнуть за дверь, она оглянулась, одарив его многообещающим взглядом.
— В каком отеле вы остановились?
— В «Мартйнез».
— О, Мар-тен-незз, — произнесла она по-французски. — Встретимся там, в баре. Туда все приходят после обеда. — Она еще раз бросила на него многообещающий взгляд и скрылась за хлипкой дверью. Сэл быстро оглядел фотографии на футлярах для пластинок, размещенных на стенах офиса. Все это были французы. Ни одного знакомого лица Сэл среди них не обнаружил. Что ж, подобные международные ярмарки — своего рода первый бал для потенциальных звезд. Пожалуй, здесь никому пока неведомо, скажем, имя братьев Невиль.
Тем временем дверь снова отворилась, и кто-то, не то секретарь, не то дежурная, опять предстал перед ним. Заговорщическим тоном она сообщила:
— Сеньор Лакомб сейчас вас примет.
Она пропустила его вперед, шепча:
— Меня зовут Кларис.
Он вошел в крохотную комнатушку, размером примерно восемь на восемь ярдов. Здесь, как и в приемной, стены были украшены футлярами от пластинок. Три пластиковых стула, неудобные на вид, низенький узкий столик да компактная японская аппаратура у стены, вот и вся меблировка офиса.
Сеньор Лакомб, неопрятного вида мужчина средних лет, в белой, "с закатанными рукавами сорочке, сидя на стуле, курил сигарету и читал буклет американской программы фестиваля. Он протянул Сэлу руку и взглянул на него без всякого интереса. Сэл энергично потряс руку француза, но не почувствовал ответной реакции и понял, что ему нужна только кассета. Тогда Сэл проворно вытащил ее из кармана и вручил сеньору Лакомбу.
«Давай, давай, проклятый лягушонок. Посмотрим, что ты скажешь».
Лакомб вставил пленку в магнитофон и включил его.
— У вас есть фотография певца?
«Черт бы тебя побрал! — Сэл клял француза на чем свет стоит. — Ну и кретин. Посмотрим, что ты скажешь, когда услышишь, как поет Изабель».
— К сожалению, нет, но певица очень хороша собой.
Лакомб взглянул на него не то с сочувствием, не то с сожалением.
— Не сомневаюсь.
В этот момент на фоне витающей под сводами Дворца какофонии приглушенных звуков офис наполнился нежной мелодией вступления в песне «Я не могу вернуть своего Фила» — первой на кассете.
«Слушай, слушай, идиот лягушонок». Француз недоуменно поглядел на Сэла, и как раз в этот момент зазвучал проникновенный — один на миллион — голос Изабель. «Слушай! Ну, что скажешь те...»
Лакомб выключил магнитофон.
— Послушайте! — вскричал Сэл.
— Мне нужны только танцевальные ритмы. У вас есть такой материал? — Он уставился на Сэла с явной враждебностью.
— Конечно, есть. Вы же не дослушали до конца первую песню.
Лакомб прокрутил пленку вперед. Раздалось тихое шуршание стремительно наматывающейся пленки.
— Вы даже не дали себе труда прослушать хотя бы первую песню, — проговорил Сэл тоном, как он полагал, крутого антрепренера. — Я представляю уникальную и...
Лакомб бесцеремонно оборвал его:
— Эта фирма интересуется только танцевальными ритмами. Клубной музыкой. Новыми ритмами. «Бум-бум-бум-бум», — изобразил он новые ритмы, ударяя кулаком по колену. — И больше ничем.
«А-а, диско. Ты имеешь в виду диско, но называешь это как угодно, только не диско».
Француз нажал кнопку магнитофона, шуршание пленки прекратилось, и через секунду усилители воспроизвели голос Изабель как раз на середине второй по порядку песни, записанной на пленке. Лакомб без колебаний выключил магнитофон, и кассета выскочила из него, как из тостера готовый тост.
— Меня интересует только танцевальная музыка, — повторил Лакомб, вынимая кассету из магнитофона.
— Подождите, — не сдавался Сэл. — Там есть четыре танцевальные вставки в модном ритме.
Француз сурово уставился на него.
— Возможно, но у меня нет времени отыскивать их. Благодарю вас. — Он отдал кассету Сэлу.
— Вы делаете... — Сэл сглотнул. Перехватило дыхание. Его бросило в жар. — Она необычайно талантлива.
Но Лакомб уже снова уткнулся носом в буклет.
— Танцы, только танцы. — И, даже не взглянув на Сэла, он закурил очередную сигарету.
Сэл вышел и вдруг подумал о том, каким крошечным все было в офисе. Толстуха в приемной оторвалась от своих ногтей и вопросительно взглянула на Сэла, однако по его лицу поняла, что он потерпел фиаско и надежды с ним переспать — никакой. Но она была не из тех, кто сразу сдается, и бодро провозгласила:
— Итак, я найду вас вечером в баре «Мартинез». Договорились?
Сэл с недоумением посмотрел на нее, выдавил из себя улыбку и, помахав рукой, побрел прочь.