— Воспаление легких подхватишь, если будешь в одной рубашке разгуливать.
Сэл взглянул на него и кивнул. «Где я? — думал он. — Где я?»
— Хорошо, что хоть дождь кончился, — произнес таксист, съезжая на дорогу. Машина медленно двинулась по Дофин-стрит.
— Куда едем, приятель? — Водитель взглянул на Сэла в зеркало заднего вида.
«Куда? Куда? Куда я еду? Куда я могу ехать?»
Из зеркала на него смотрели черные глаза таксиста.
— Определи направление, братец.
«Куда? — думал Сэл. — Кто мне поможет?»
— Будешь просто ка... — Шофер не договорил.
— Эспланаде и Декатур, — выпалил Сэл. — Выбросишь меня на углу Эспланаде и Декатур.
Таксист улыбнулся. Люди не могут жить без команд.
— Отлично, братец, отлично.
— Сэл! — воскликнула Кэти Пекораро, открывая дверь. — Почему же ты не предупредил, что зайдешь? Санто! — крикнула она, обернувшись. — И все остальные! Сэлли пришел! Хоть бы предупредил, — обратилась она к Сэлу. — Что это ты без пальто разгуливаешь?
Кэти взяла его за руку и провела в комнату. Квартира располагалась на первом этаже одного из старинных трехэтажных зданий, тянувшихся вдоль Эспланаде-авеню от реки до Сити-парка. Она остановилась в крохотной прихожей.
— Надо предупреждать, Сэл. Ты голоден? Съешь что-нибудь? Эй! Ребята! — Она повернулась в сторону комнаты, из которой неслись звуки телевизора. — Слышите, что я вам говорю? Сэл пришел.
Тотчас раздался топот детских ног, и к Сэлу подбежали трое мальчишек лет десяти. Они висли на его ногах, дергали за рукава.
— Дядя Сэл, как ты?
— Как жизнь?
— Как ты, дядя Сэл?
Сэл обычно любил повозиться с детьми, но сегодня только и мог выдавить из себя:
— Привет, ребята, как дела? Вы растете не по дням, а по часам.
— Это так кажется, потому что ты редко приходишь к нам, — заявил Доминик, старший.
Кэти посмотрела на Сэла с укоризной, словно хотела сказать: «Меня не слушаешь, послушай хоть детей».
«Не сейчас, Кэти», — тоже, одними глазами ответил Сэл.
Вместе с Кэти и мальчиками Сэл прошел через столовую на кухню. Весь стол был уставлен пустыми стаканами, тарелками, перемазанными томатным соусом, по квартире разносился знакомый, любимый чесночный запах американо-сицилийской кухни.
— Я приготовлю тебе поесть, — как-то таинственно произнесла Кэти.
— Кэти, не надо, я...
Мальчишки вбежали в соседнюю комнату с криком:
— Папа, дядя Сэл пришел!
— Ну, — кокетливо улыбнулась ему Кэти, — ты даже не заметил мою новую прическу. Значит, тебе не нравится. — Она взъерошила свои платиновые, не очень длинные волосы.
— Извини, Кэти. Я как раз собирался тебе сказать. Ты выглядишь замечательно, ну просто великолепно.
Она покачала головой с лукавой и в то же время печальной улыбкой.
— Тебе не нравится, потому ты и не сказал.
С Кэти Беккер Пекораро Сэл познакомился лет семнадцать назад, когда она работала в гостинице «Фулз Раш» на Бурбон-стрит, в стриптизе. Начинала она как исполнительница чечетки, но ценители этого жанра перевелись еще в сороковых годах, и к семидесятым их почти не осталось. И Кэти, внимательно изучив свое тело в большом портняжном зеркале матери, нашла его вполне подходящим для «экзотичных танцев». Она купила за триста долларов подержанное платье, украшенное бисером, и отправилась искать соответствующую работу. Поиски ее увенчались успехом. К немалому своему удивлению, Кэти обнаружила, что ей приятно раздеваться перед мужчинами, готовыми ради нее на все в те пятнадцать минут, пока она порхает по сцене, что это льстит ее женскому самолюбию. Страшный сон феминистки — быть объектом сексуальных желаний. Но только на сцене, во время выступления. После работы она снова превращалась в Деву Марию, как ее называли остальные девушки, не отдавалась крутым парням, курящим марихуану, не напивалась в баре, не ходила в номера к похотливым туристам, присылавшим ей в гримерку официантов с пятидесятидолларовыми купюрами и нацарапанными номерами комнат. Женщинами она тоже не увлекалась. Единственная на всей улице стриптизерша не лесбиянка и даже не бисексуалка. Прямолинейная, честная, за ней увивались музыканты и бармены, слетавшиеся как мухи на мед, ее водили в рестораны, задаривали подарками. Тогда-то она и встретила Санто, в то время еще барабанщика. Он играл в последнем женском ансамбле на Бурбон-стрит и занимался ангажементом артистов, в этой самой квартире, днем, когда был свободен.