Высокие башни

Фелисите глубоко вздохнула и сказала:

— Значит, они в безопасности. Караульный кивнул.

— Они в безопасности. Все, кроме одного.

Он взглянул на согнутую фигуру отца де Франшевилля.

— Священник о чем-то глубоко задумался. Мне кажется, его мысли со стариком Киркинхедом. Наверно, он умер. — Он снова взглянул поверх стены. — Да, так оно и есть, и он разговаривает с нашим мсье Шарлем. Не слышу о чем, но это не имеет никакого значения. Караульный даже на расстоянии должен разобраться, в чем дело. Умер старик Киркинхед.

Он прислонился к стене и начал попыхивать трубкой.

— Ты меня спросила, не вижу ли я признаков беды. Сначала я ничего не видел, но теперь все не так. Да, там зреет беда. Сесиль получит все деньги, а Филипп, которому никогда ничего не платили, не получит ни су. Проспер попытается продолжить дело старика, и вскоре от этого дела ничего не останется. Сесиль известно, где в доме спрятано золото, но она ничего не скажет Просперу. Когда он развалит дело, он начнет ее бить и заставит все рассказать. Иногда мне кажется, что завещание вызовет больше беды, чем налет индейцев. Люди глупые, — продолжал караульный. — Священник скажет им, что умер старик Киркинхед, и они сразу начнут болтать: «Видите, мы были правы, потухнувшие свечи всегда предвещают чью-то смерть».

Фелисите тихо спросила:

— Мсье, вы так думаете?

— Я так не думаю, — ответил ей караульный. — Неужели Наш Господь на небесах и все святые начнут грозу и пошлют ветер, чтобы он пролетел по церкви и затушил все свечи только для того, чтобы сказать нам, что они забирают старика Киркинхеда? Мы знали, что он умирает, и это нас не очень волновало. Неужели, он им так уж нужен? Нет, нет, темнота в церкви — это нечто иное, и мы об этом еще услышим.

Он вытащил несколько мелких монеток из кармана и начал ими позвякивать.

— Если бы ты была мужчиной и любила заключать пари, я бы поспорил с тобой о том, что милейшая Сесиль и Проспер не станут хоронить старика в новой шляпе.

Глава 6

Жозеф ле Мойн, господин де Серини, шестой из братьев, смотрел на медицинского служащего, прибывшего из Гаваны с официальным визитом, чтобы осмотреть тела троих матросов и оценить симптомы, приковавшие Д'Ибервилля к его каюте, де Серини был очень строгим и дисциплинированным человеком, это качество делало его незаменимым помощником брата и прекрасным капитаном. Позже он стал отличным губернатором французского порта Рошфор.

— Передай этому жалкому трусу, — сказал он члену команды, говорившему по-испански и выступавшему в роли переводчика, — что он должен помочь сразу же перевести мсье Д'Ибервилля на берег.

Он взглянул в сторону тел, зашитых в парусину. Их должны были похоронить.

— Его следует изолировать от контактов с заболевшими этим ужасным заболеванием.

Доктор и матрос продолжали переговоры, жестикулировали и даже повышали голос, де Серини начал закипать от злости. Что происходит с доктором? Неужели ему неизвестно, что Д'Ибервилль должен как можно быстрее выздороветь?

Наконец к нему обратился переводчик:

— Мсье де Серини, дела обстоят следующим образом. Этот болван ничего не может сделать, а только болтает о peste.

Де Серини подозревал это, но когда все подтвердилось, он взорвался от злости и тревоги. Но даже будучи крайне озабоченным, он старался не произносить слово «чума», потому что прекрасно понимал, что среди команды сразу начинается паника. Он направил всю ярость против глупого, слабого и мало знающего идиота и труса, который неизвестно за какие заслуги стал работать врачом в порту Гаваны.

— Скажи ему, — орал он на переводчика, — что наши страны союзники и что господин Д'Ибервилль является единственным человеком, который способен побеждать в сражениях на море. Скажи ему, что портовые правила не имеют никакого смысла, когда идет речь о выздоровлении великого героя, страдающего от головной боли и тошноты! Скажи ему, что будет лучше, если десять тысяч дегенератов умрут в грязной дыре, чем что-либо случится с великим героем!

Доктор с трудом заговорил по-французски:

— Я надеюсь, что почтенный офицер станет гореть в аду, — говорил он, и его смуглое лицо пылало от возмущения. — Я также надеюсь, что он умрет, и на его шкуре будут гореть красные огромные пятна…

Де Серини сразу пришел в себя. Этот врач понимал по-французски, поэтому он сам попытается его убедить в правильности своих соображений, и не станет прибегать к вынужденной помощи невежественного матроса.

— Сеньор доктор, вы говорите по-французски? Хорошо! Тогда мы с вами поговорим как нормальные люди и достигнем понимания. Извините меня, сеньор доктор, за те вещи, которые я высказал, потому что разозлился на этого бестолкового матроса. Все замечания относились только к нему и ни в коей мере не касались вас и великих людей этого чудесного города.

Доктор поклонился.

— Я принимаю ваши извинения, потому что вы волновались, вас можно понять.