Может, к ней имеет какое-то отношение один из случаев, что лежат у него на столе? Ему довольно непривычно общаться с родственниками покойных. Он всегда гордился своим умением устанавливать причину скорби, но скорбь, сама по себе утешение скорбящих, не имеет никакого отношения к его медицинской специальности, да и таланта к этому у него нет. Потому-то он и пошел в патологическую анатомию. Патологоанатомия – раздел медицины, ограничивающийся чисто наукой, исключающей общение с пациентами. Но прежде, чем научиться распознавать смерть, ему пришлось изучать жизнь… и вот перед ним живая женщина – пришла за консультацией. А истинное предназначение медицины, насколько ему помнится, как раз и заключается в том, чтобы облегчать страдания.
Превозмогая усталость, наилюбезнейшим голосом, на какой только способен, он произносит:
– Проходите, пожалуйста, сеньора Каштру.
Престарелая дамочка подхватывает чемодан и проходит в кабинет.
– Премного благодарна, сеньор доктор.
– Сюда, садитесь сюда, – предлагает он, указывая на стул, который только-только освободила его жена.
В кабинете все такой же беспорядок. Лабораторный стол все так же завален бумагами… а что это там за папка валяется на полу в углу? Впрочем, сейчас не до нее. Он усаживается в кресло напротив новой посетительницы по другую сторону стола. Врач и пациент. Не считая бутылки красного на столе и детектива Агаты Кристи на полу.
– Чем могу помочь? – спрашивает он.
Она мнется, потом решается.
– Я из деревни Тизелу, в Высоких Горах Португалии.
Ах, ну да. Кое-кто из обитателей Высоких Гор Португалии наезжает в Брагансу, поскольку у них там, на неблагодатном плоскогорье, нет ни больницы, ни маломальского торгового центра.
– Я по поводу моего мужа.
– Ну и?.. – ободряет ее он.
Она смолкает. Он ждет. Пускай придет в себя. А то как бы не запричитала от горя, принявшись за расспросы. Надо бы помягче растолковать причину смерти ее мужа.
– Я пробовала все объяснить в письме, – наконец начинает она. – Но на бумаге все выходит уж больно непристойно.
– Все хорошо, – отвечает он, стараясь успокоить дамочку, хотя ее слова кажутся ему странными. Непристойно? – Это же совершенно естественно. И неизбежно. Такое случается с каждым из нас.
– Правда? Только не в Тизелу. Я хочу сказать, для наших мест такое в диковину.
Эузебью хмурится. Неужто дамочка явилась из деревни бессмертных, куда безжалостная смерть наведывается раз в год по обещанию? Жена нередко замечает ему, что он слишком много времени проводит с мертвецами и порой не замечает жизни, исполненной доброжелательных знаков. Но разве не она спрашивала, не он ли тот самый врач, что занимается покойниками?
– Смерть, сеньора Каштру, – понятие всеохватывающее. Нам всем суждено пройти через нее.
– Смерть? Но кто говорит про смерть? Я имею в виду жизнь – половую.
И вот, когда ужасные слова выговорены, Мария Каштру уже спокойно продолжает:
– Любовь вошла в мою жизнь в самом неожиданном для меня обличье. Мужчины. Я изумилась, точно цветок, впервые увидевший, как к нему подлетает пчела. А выйти за Рафаэла – так это присоветовала мне моя матушка. Они переговорили с отцом и порешили, что это подходящая партия. Это не было браком по договоренности, вернее, не совсем так, но у меня была серьезная и веская причина не идти за Рафаэла. И даже не одна. Единственное, что нам было нужно, так это поладить друг с другом, но не все было так просто! Я знала его всю жизнь. Он был обыкновенный деревенский мальчишка, как и многие другие. И жил в деревне всегда – торчал там, как камень в чистом поле. Я заприметила его еще девчонкой, а он, хоть и был старше, положил на меня глаз и того раньше – может, когда я была совсем малюткой. Он был складный, миловидный паренек, тихий и застенчивый, не то что другие парни у нас в деревне. Не помню, чтоб я провела с ним больше получаса до того, как было решено, что отныне жить нам вместе до конца наших дней.
Но один случай я запомнила очень хорошо. Было это за год или два до этого. Я куда-то торопилась по делам и по дороге повстречалась с ним. Он укреплял калитку. И попросил меня что-то подержать. Я наклонилась, и моя голова приблизилась к нему. Тут порыв ветра подхватил копну моих волос и швырнул ему прямо в лицо. Я почувствовала мягкий, хлесткий удар, точно плетьми, и отдернула голову, подхватив рукой часть прядей, обвивших его лицо. А он улыбался, не сводя с меня глаз.
Помню еще, как он играл на сладкозвучной флейте – маленькой такой деревянной штучке. Мне нравилось, как она звучала – это походило на весенние птичьи трели.
Потом он сделал мне предложение, и я подумала: почему бы и нет? Надо же когда-нибудь выходить замуж. Не всю же жизнь мыкаться одной. Определенно, он мне вполне сгодится, а я постараюсь сгодиться ему. Я смотрела на него уже совсем в другом свете, и мысль стать его женой была мне по душе.