Высокие ставки. Рефлекс змеи. Банкир

Его лицо было полно муки. Недоверия. Ужаса. Человеком, занимавшимся любовью с Даной, был Ивор ден Релган.

* * *

— Говорят, — сказал лорд Уайт, — что можно подделать какие угодно фотографии. — Голос его дрожал. — Камера лжет.

— Не эта, — с горечью сказал я.

— Не может быть.

Я вынул из конверта фотокопию письма Джорджа Миллеса и протянул ему. Лорду Уайту было трудно заставить себя прочесть его, так он был потрясен.

Письмо, которое я знал наизусть, гласило:

“Уважаемый Ивор ден Релган,

Я уверен, что вас заинтересуют приложенные фотографии, которые я с удовольствием сделал несколько дней назад в Сен-Тропезе.

Как вы сможете увидеть, на них вы в компрометирующей позе с юной леди, которая известна как ваша дочь. (Весьма неразумно было заниматься такими вещами на балконе отеля, не будучи уверенным, что никто не видит вас в телеобъектив.)

Тут могут быть два предположения.

Первое. Дана ден Релган — ваша дочь, в таком случае это инцест.

Второе. Дана ден Релган НЕ ваша дочь. Почему же вы, в таком случае, делаете вид, что она все же таковой является? Может, вы собираетесь обольстить определенного члена Жокейского клуба? Надеетесь вступить в Клуб и на прочие поблажки?

Я, конечно, мог бы отослать эти фотографии упомянутому лорду. Вскоре я позвоню вам с альтернативным предложением.

Искренне ваш

Джордж Миллес”.

Лорд Уайт постарел на глазах. То сияние, которым одарила его влюбленность, угасло и затаилось серым налетом в морщинках. Я отвернулся. Я смотрел на свои ноги, на руки, на тщедушные розовые кусты за окном. На все что угодно, только не на этого раздавленного человека.

После долгого молчания он сказал:

— Откуда вы их взяли?

— Сын Джорджа Миллеса отдал мне коробку с некоторыми вещами своего отца после его смерти. Там были эти фотографии.

Снова мучительное молчание.

— Зачем вы принесли их мне? Чтобы... унизить меня?

Я сглотнул комок и сказал, как мог, спокойно:

— Может, вы и не замечаете, сэр, но люди обеспокоены тем, какую власть в последнее время получил Ивор ден Релган.

Он еле заметно вздрогнул при этом имени, однако поднял голубые глаза и испытующе смерил меня долгим недружелюбным взглядом.

— И вы решили сами попробовать прекратить это?

— Сэр... да.

С мрачным видом, словно пытался найти в гневе убежище, он властно сказал:

— Это не ваше дело, Нор.

Я не сразу ответил. Мне и так великих трудов составило убедить себя в том, что это мое дело. Но в конце концов я робко сказал:

— Сэр, если вы в душе уверены, что внезапное восхождение Ивора ден Релгана к неслыханным высотам власти не имеет ничего общего с вашей привязанностью к Дане ден Релган, то я покорнейше прошу меня простить.

Он просто смотрел на меня.

Я снова заговорил:

— Если вы действительно верите в то, что скачки получат выгоду от платных управителей Ивора ден Релгана, то...

— Пожалуйста, уходите, — жестко сказал он.

— Да, сэр.

Я встал и направился к двери, но уже на пороге он остановил меня:

— Подождите, Нор. Я... должен подумать.

Я нерешительно обернулся.

— Сэр, — сказал я, — вас так уважают... так любят... все любят. Нерадостно на все это смотреть.

— Не будете ли вы так любезны вернуться и сесть? — Голос его все еще был суровым и обвиняющим. Все еще колючим.

Я снова сел в кресло, а он подошел к окну и встал ко мне спиной, глядя на мертвые розы.

Он довольно долго размышлял. Мне в такой ситуации тоже пришлось бы подумать. Когда он заговорил, голос его совершенно изменился, и по тону, и по глубине, — он не дрожал, в нем не было ярости. Он говорил как обычно. Но — не поворачиваясь ко мне.

— Сколько народу, — спросил он, — видели эти снимки?

— Я не знаю, скольким показывая их Джордж Миллес, — сказал я. — Что до меня, то их видел только один мой друг. Он был у меня, когда я нашел эти снимки. Но он не знает ден Релганов. Он нечасто бывает на скачках.

— Значит, вы ни с кем не советовались, когда пришли сюда?

— Нет, сэр.

Еще одно долгое молчание. Однако я умел ждать. В доме было очень тихо. Словно бы он затаил дыхание, как и я. Бред.

— Вы собираетесь, — спросил он, — отпускать по этому поводу шуточки на скачках?

— Нет! — в ужасе ответил я. — Нет.

— Может... — Он осекся, но затем продолжил: — Может, вы ждете какого-нибудь вознаграждения… услуги... или наличными… за молчание?

Я встал, словно он ударил меня, а не сделал свой словесный выпад с шести шагов, не оборачиваясь ко мне.

— Нет, — сказал я. — Я не Джордж Миллес. Я думаю... думаю, мне пора.