Высокие ставки. Рефлекс змеи. Банкир

— Да. Нам всем будет угодно. Мне... будет угодно. Очень.

— Вот и вы, — сказал Генри. — Тим, пойдите сами наполните свой бокал и оставьте меня поболтать с этой шикарной девушкой. — Он обнял Джудит за плечи и увлек в сторону, и хотя я весь вечер живо ощущал ее присутствие, мы больше ни минуты не оставались наедине.

В те дни, когда ее не было рядом, я не страдал в точном смысле слова: ее отсутствие скорее ослабляло подспудную ноющую боль. Каждый день я видел в офисе Гордона, но не чувствовал ни постоянной зависти, ни ненависти, ни даже особенно не задумываются о том, где он спит. Он был добрым и умным человеком, он мне нравился, и наши служебные взаимоотношения протекали без треволнений и сбоев. Но любить Джудит было наслаждением и несчастьем, наградой и наказанием, неутолимым томлением, невоплотимой мечтой. Пожалуй, легче и разумнее было бы до смерти влюбиться в юную, прекрасную и незамужнюю незнакомку; но менее всего свойственна любви именно логика.

— Пасха на носу, — как-то сказал я Гордону в офисе. — Вы с Джудит куда-нибудь собираетесь?

— У нас были планы, но расстроились.

— Джудит упоминала, что я хотел бы куда-нибудь пригласить вас вместе с Пен Уорнер — в благодарность за Рождество?

— Да, по-моему, упоминала.

— Тогда в понедельник после Пасхи?

Ему, похоже, понравилась идея, и на следующий день он доложил, что Джудит передала приглашение Пен и все уладилось.

— Пен захватит своего змея, — сказал Гордон. — Если только не поедем на весь день в Манчестер.

— Что-то подобное я предчувствовал, — рассмеялся я. — Скажите ей, что дождя не будет.

Я долго размышлял над тем, как доставить компании наибольшее удовольствие, не напрягая излишне тех, кого мы собирались навестить, и в итоге в восемь тридцать утра забрал из Клэфема Гордона, Джудит и Пен (без змея). В банке по случаю Пасхи был выходной. Джудит и Пен искрились, как шампанское, а Гордон выглядел уже уставшим. Я предложил было отменить поездку, ведь ему предстоял довольно утомительный день, но он и слышать об этом не хотел.

— Я хочу поехать, — заявил он. — Предвкушал всю неделю. Просто я сяду на заднее сиденье и в дороге посплю.

И потому, когда я вел машину, со мной рядом сидела Джудит и время от времени касалась моей руки; мы мало говорили, но я был полон до краев одним ее присутствием. Дорога до Ньюмаркета заняла два с половиной часа, а я бы предпочел, чтобы она никогда не кончалась.

Я вез их в поместье Кальдера, к полному восторгу Пен.

— Только не говорите ему, что я фармацевт, — предупредила она. Узнав, что у него осведомленная аудитория, он может прикусить язык.

Бедный Кальдер, подумал я; впрочем, я и не собирался облегчать ему жизнь.

Он радушно приветствовал нас (отчего я почувствовал себя виноватым) и предложил всем кофе в громадной гостиной с дубовыми балками под потолком, где еще витала у очага тень Яна Паргеттера.

— Счастлив увидеться с вами вновь. — Кальдер вглядывался в Гордона, Джудит и Пен, точно пытаясь сообразить, что ему напоминают их лица. Он знал, разумеется, как кого зовут, но после Аскота прошло десять месяцев, и хотя тот день был для него по-особому памятен, между тем днем и этим он общался с великим множеством людей.

— Ах, да, — облегченно вздохнул он, и морщинка над бровями разгладилась. — Желтая шляпка с розами.

Джудит рассмеялась.

— Вы запомнили.

— Такую прелесть нельзя забыть. Она выслушала это, как выслушивают комплименты, но он и вправду не мог забыть ее: такие люди, напоенные солнцем, с трудом забываются.

— Я частенько вижусь с Дисдэйлом и Беттиной, — дал затравку разговору Кальдер, и Гордон подхватил, что они с Джудит тоже видятся с Дисдэйлом, хотя и не так часто. Тема была притянута за уши, но тем не менее послужила приемлемым переходом и связью между долгой поездкой в машине и Grand Tour.

Пациенты в стойлах были другие, но страдали вроде бы теми же недугами; допускаю, что можно простить хирургам, обезличенно обсуждающим «аппендицит с 14-й койки», ведь постояльцы меняются, а операции — нет.

— Звезда трехдневных соревнований поступил пять недель назад с жестоким мышечным бессилием и отсутствием аппетита. Есть не мог. Ходить под седлом не мог. Завтра отправится домой, сильный и цветущий. Неплохо выглядит, а? — Кальдер протянул руку над полуоткрытой дверью стойла и потрепал лоснящуюся бурую шею. — Его хозяйка, бедняжка, ожидала, что конь умрет.

Плакала, когда привезла его сюда. Истинное удовольствие испытываешь, знаете ли, когда можешь помочь.

Гордон учтиво согласился.

— Двухлетка, его только недавно начали тренировать. Поступил с серьезной инфицированной раной над копытом, на щетке. Провел здесь неделю, и вот он здоров. К великому счастью, тренер отослал его без промедления, поскольку я в прошлом пользовал некоторых его лошадей. Эта кобыла, — продолжал Кальдер, увлекая нас собой, — поступила два или три дня назад в скверном состоянии, в моче была кровь. Рад сообщить, что она хорошо реагирует.

— Эту он тоже похлопал, как и прочих.