Высокие ставки. Рефлекс змеи. Банкир

Наш здешний ужин, приготовленный и оставленный в холодильнике приходящей домохозяйкой Оливера, заполнил пустоту, оставшуюся от обеда, и Джинни после него прямиком отправилась спать, сказав, что в два поднимется и пойдет с Найджелом во двор жеребят.

— Она дежурит ночами, — сказал Оливер. — Они с Найджелом — хорошая команда. Он говорит, но Джинни здорово ему помогает, особенно когда три или четыре кобылы жеребятся одновременно. Я и сам частенько выхожу, но столько всего приходится решать за день, столько бумажной работы, что устаю зверски. Поем и валюсь спать без задних ног.

Мы тоже пошли спать довольно рано, и я проснулся в просторной гостевой комнате с высоким потолком, когда еще стояла глухая тьма. Это было одно из тех мгновенных пробуждении, когда нечего и надеяться быстро заснуть опять, и я вылез из постели и подошел к окну, которое выходило на конюшенный двор.

Я видел только крыши, и сторожевые огни, и маленький участок первого двора. Видимой суеты не было, часы мои показывали половину пятого.

Я прикинул, как отнесется Джинни к тому, что я присоединюсь к ней во дворе жеребят; затем оделся и вышел.

Они все были там: Найджел, Оливер и Джинни, все в одном стойле с распахнутой дверью, где на боку, на соломе, лежала кобыла. При моем приближении все повернули головы, но особенно не удивились и не стали приветствовать.

— Это Плюс Фактор, — сказал Оливер. — Жеребенок будет от Сэнд-Кастла.

Голос его был спокойным; так же держалась и Джинни, и я догадался, что они еще ничего не сказали Найджелу об уродствах. На их лицах еще была надежда, точно им верилось, что вот этот наконец будет такой как надо.

— Она на подходе, — тихо сказал Найджел. — Приготовьтесь.

Кобыла издала хрюкающий звук, и ее вздувшиеся бока напряглись. Мы стояли молча, наблюдали и не вмешивались. Показалось копытце, обтянутое поблескивающей полупрозрачной пленкой, за ним очертания длинной, узкой головы, потом очень быстро последовал весь жеребенок, шлепнулся на солому, окутанный испарениями, пленка разорвалась, свежий воздух проник в легкие, и новая жизнь началась вместе с первой трепетной судорогой вздоха.

«Изумительно!» — подумал я.

— Он в порядке? — нагибаясь, спросил Оливер, уже не в силах сдержать откровенную тревогу.

— Само собой. — Найджел пригляделся. — Чудесный жеребеночек. Только передняя ножка согнута...

Он встал на колени рядом с жеребенком, который уже неловко силился приподнять голову, и нежно подставил руки, чтобы помочь высвободить согнутую ножку из пленки и распрямить ее. Он коснулся ее... и замер. Мы увидели все.

Нога не была согнута. Она кончалась культей у колена. Дальше не было кости, не было щетки, не было копыта.

Джинни рядом со мной всхлипнула, захлебнулась и резко выскочила в открытую дверь, во тьму. Сделала неуверенный шаг, второй — и бросилась бежать, бежать в никуда, бежать от настоящего, от будущего, от непредставимого. От беспомощного маленького создания, лежащего на соломе.

Я бежал за ней, прислушиваясь к ее шагам, шуршащим по гравию, потом перестал их слышать и понял, что она свернула на траву. Я побежал медленнее, следуя за ней по дорожке к выгульному дворику, не видя ее, но зная, что она где-то на тропе между загонами. Глаза мои медленно привыкали к темноте, и наконец я увидел ее неподалеку: она стояла на коленях у одного из столбов и глухо рыдала в полном, недетском отчаянии.

— Джинни, — шепнул я.

Она вскочила и бросилась ко мне, точно к спасителю, с силой вцепилась в меня, ее тело содрогалось от плача, лицом она зарылась в мое плечо, и я крепко ее обнял. Мы стояли так, пока не прошел приступ, пока, вытащив платок из кармана джинсов, она не смогла заговорить.

— Одно дело знать теоретически, — выдавила она голосом, полным слез; ее тело все еще судорожно вздрагивало. — Я читала те письма. Я знала. Но видеть... это другое дело.

— Да, — сказал я.

— И это значит... — Она несколько раз вздохнула, пытаясь взять себя в руки. — Это значит, что мы потеряем наш завод. Так ведь? Потеряем все?

— Я еще не знаю. Слишком рано что-то утверждать.

— Бедный папа. — Слезы медленно текли по ее щекам, но это был безобидный дождь после урагана. — Не знаю, как он сможет это перенести.

— Не впадай в отчаяние. Если есть способ спасти вас, мы его найдем.

— Вы имеете в виду... банк?

— Я всех имею в виду.

Она вытерла глаза, высморкалась и наконец, сделав шаг назад, высвободилась из моих рук, достаточно сильная, чтоб покинуть убежище. Мы не спеша вернулись во двор жеребят и не нашли там никого, кроме лошадей. Я отпер закрытую верхнюю дверцу стойла Плюс Фактора и заглянул внутрь; увидел, что кобыла безропотно стоит там, а жеребенка нет, и задумался, чувствует ли она грызущую тоску потери.

— Папа и Найджел забрали его, так? — спросила Джинни.

— Да.

Она кивнула, довольно легко это приняв. Смерть для нее была частью жизни, как для всякого ребенка, который рос рядом с животными. Я закрыл дверь стойла Плюс Фактора, и мы с Джинни пошли обратно в дом, а небо на востоке светлело, и занимался новый день, воскресенье.