А тогда стояло лето, первое лето сотворения автозавода. Уже было ясно, что объем работ грандиозен, а сроки предельно сжаты, но сроки эти еще не приближались так катастрофически быстро, как сейчас, провести на пляже длинный летний день никому не казалось зазорным, и по воскресеньям тут бывало шумно и многолюдно. Приезжали сюда и степенные люди, уже коренные тольяттинцы, отправлявшиеся на пляж с термосами, детскими колясками, с надувными крокодилами и лягушками, и пожилые энтузиастки солнечных ванн, томившиеся долгими часами на разостланных одеялах с заклеенными бумагой носами, но тон задавала молодежь — разноязыкая, из разных республик примчавшаяся на ударную комсомольскую стройку, веселая и стройная молодежь.
Тут же возле колокольчиков своих донок застывали рыболовы.
Почему-то в тот шумный полдень клевал любитель тишайших зорек — лещ. Рядом перекликались купальщики, но почтенный рыбак, возле которого я остановился, даже среди пляжного галдежа хранил торжественное молчание, шепотом, односложно отвечал на стандартные вопросы: «Клюет? А ну, покажи, что выудил?»
Леня и Тоня присели на песок рядом со мной, и уже не рыбак, а я, тоже, разумеется, шепотом, рассказывал им, что клюет лещ, а улов плавает вон там, у колышка. И Леня вместе с Тоней, тихо-тихо, чтобы не шлепнуть по воде, хотя неподалеку отчаянно брызгались и орали какие-то парни, брели к колышку, на который было надето проволочное кольцо с трофеями небритого счастливца. Тоня дотрагивалась рукой до тепловатых рыбьих спин и восторженно попискивала.
Она была невысока ростом, казалась девчонкой, настолько, что и слова для ее описания напрашивались уменьшительные: еле упакованная в купальный костюм полненькая, аккуратненькая девочка с ямочками в углах рта. И шрам на щеке Тоню ничуть не портил, и вообще был не шрамом, а шрамиком.
Через четверть часа, уже доложив мне всю свою историю, Тоня добралась и до шрама:
— Это тоже Ленькина работа. Не то в первом классе, не то во втором, я учила его кататься на коньках. А он, нескладеха, падал, падал, пока не заехал мне коньком вот сюда. И как я после этого вышла за него замуж!
Она с притворным ужасом хваталась за голову, а лохматый Леня в тон ей говорил:
— Да, нужно было лягаться так, чтобы уж разом от тебя отделаться!
Может быть, из-за своих очков Леня выглядел много старше Тони, хотя родились они в один день и познакомились… в роддоме! Во всяком случае, именно в роддоме подружились их матери: обе семьи жили в Минске на одной и той же улице. Естественно, потом Леня и Тоня бегали в один и тот же детский сад, а затем учились в одном и том же классе ближайшей школы. Получив аттестаты зрелости, оба провалились на экзаменах в один и тот же институт и поступили на один и тот же завод рабочими. Потом Тоня два года дожидалась, когда Леонид вернется из армии, а дождавшись, предложила ехать на стройку. Они взяли комсомольские путевки, приехали строить автозавод и поженились.
Предоставлять семьям квартиры или хотя бы комнаты «Куйбышевгидрострой» пока не мог: одиночек в те же самые помещения влезало гораздо больше. Леню и Тоню поселили в разных общежитиях, и они получили возможность ходить друг к другу в гости по пропускам.
— Это даже интересно, — говорила Тоня, — а то мы больше двадцати лет все вместе да вместе, уже надоедать друг другу стали…
Леня тоже был настроен бодро: временные трудности будут преодолены, а пока чем они, Леня и Тоня, лучше тысяч пар, находящихся в таком же положении? Есть люди, оставившие семьи где-то и живущие здесь годами в командировке, таким еще хуже! И что это за любовь, если у нее на пути не встает никаких преград? Вся мировая литература дает бесконечное число примеров…
Словом, когда они начали встречаться по пропускам, их любовь стала еще глубже и трогательнее. Отрешенные от быта, они почти круглые сутки томились в разлуке и стремились друг к другу. Вероятно, в таких условиях любовь может быть вечной.
Леня так жадно смотрел на удочки, что рыбак, наконец, заметил это.
— А ты чего же без снасти? — спросил он.
— До того ли! Работаем, учимся, еще и почитать нужно…
— Хочется ведь половить, вижу! На, возьми одну доночку, попытай счастья!
И вскоре колокольчик на донке, доверенной Леониду, вздрогнул, звякнул. Леня довольно ловко сделал подсечку и осторожно повел сопротивляющуюся добычу к берегу.
— Отыдь! — шипел рыбак-наставник на болельщиков, столпившихся у Лени за спиной. — Слышь, отойди, не пугай рыбину, чуткая она, как увидит — махнет хвостом, и поминай, как звали! И ты сам, парень, ты пригнись, пригнись, и подружка тоже. Вы ему не показывайтесь, лещу показываться невозможно, уйдет! Да не торопись, тяни тихо, вон ходит красавец, уже спина показывается, мелко ему, сейчас ляжет… Лег! Теперь тяни, разом тяни на берег!
— Рыбка! — кричала Тоня в совершенном восторге. — Рыбка!
Разевая рот, снятый с крючка подлещик сделал последнюю попытку спастись и вырвался из рук. Он дважды подпрыгнул, но Тоня набросилась на него, схватила и, вся дрожа от охотничьего азарта, протянула хозяину удочки:
— Вот, возьмите…