Впрочем, сегодня даже это не успокоило его. Отодвинув приемник, занимающий чуть ли не половину столика, Леонид взялся ремонтировать электроплитку: скоро придут холода, Тоня будет мерзнуть. И вообще, плохо им будет зимой. И весь день сегодняшний — неудачный, плохой и трудный.
Если бы Лене сказали, что он суеверен, он страшно рассердился бы. Но в одно он верил: уж если что-нибудь портило ему настроение с самого утра, так и валилось все из рук до ночи.
Такой день выдался сегодня. Еще затемно, выкарабкиваясь из своей спальни, Леонид нечаянно разбудил Тоню, которая могла спокойно отсыпаться после вечерней смены. Потом, торопясь к автобусу, на опушке бора, где от сухих, еще не тронутых прелью палых листьев сладковато пахло свежим сеном, Леня увидел Строева, промчавшегося мимо не по возрасту быстрым и легким шагом. На строительстве Виктор Петрович всегда появлялся в свежем, словно только что отутюженном костюме, в белоснежной рубашке и при галстуке. Сейчас, в тренинге и кедах, он казался моложе и словно стройней.
Подбежав к приземистому дубку на самой грани леса, Строев перешел на шаг, широко разводя руки, сделал дыхательное упражнение, подпрыгнул, ухватился за корявый сук, подтянулся. Второй раз… Третий… И Леонид, как ни душил в себе досаду, не мог отделаться от злых мыслей: конечно, почему бы Строеву, правой руке генерального директора, не делать зарядку? Через час за ним придет машина, доставит его к подъезду здания дирекции. Ему не надо, как Лене, с боем втискиваться в переполненный автобус, а потом весь день, тяжело упираясь в дрожащую рукоять вибратора, уплотнять неподатливую каменистую массу бетона.
В тот день все обертывалось несравненно хуже обычного: вместо вибратора в руках у Бойцова оказался отбойный молоток, и тогда-то опять ощутилась острая неприязнь к Строеву.
— Ленька, — с утра сказал бригадир Тугров, — сегодня наш ударный труд пойдет в обратном направлении, бетона не будет.
— Монтаж? — обрадовался Леонид.
— Нет. Помнишь фундаменты под две автоматические линии? Ломать пойдем.
— Ломать? — голос у Бойцова дрогнул. — Что с ними?
— Что ты шире очков глаза разинул? Я в курсе событий в такой же малой степени, как и ты! Сказали, ломать, задание срочное, хорошо бы с другими посоревноваться, чтобы быстрее.
— Ты понимаешь, что говоришь? Это же наш труд, гордость! Соревновались, кто быстрее забетонирует, а теперь — кто скорее сломает?
— Значит, надо, Леня. Думал же кто-то!
— Плохо думали. Надо идти в народный контроль! Да за такие вещи…
Месяц назад фундаменты под автоматические линии понадобились срочно, и тогда не только строители принялись за них, но и монтажники, в том числе и бригада Тугрова, членом которой был Леонид. Когда их бригада опережала соседние, Ленька гордо рассказывал об этом своей Тоне: вот, мол, мы какие! На самом ответственном участке вперед вырвались!
Потом почти месяц бетон твердел, его поливали, укрывали, действовали во всем в соответствии с инструкциями, и серый камень становился все тверже, все прочнее срастался со стальной арматурой. Теперь, когда фундаменты стали массивными монолитами, чтобы разбить их, пришлось взяться за отбойные молотки. Гул стоял в ушах, и руки с непривычки болели.
Но что там руки! Еще сильнее у Леонида болела душа. Так ничего толком и не выяснив, он едва доработал до конца смены и помчался в партком, к Суворову. Хотя там шло какое-то совещание, Бойцов, взъерошенный и бледный от волнения, ворвался в кабинет, и все смолкли, повернулись к нему.
— Нас заставили ломать фундаменты, — срывающимся голосом выкрикнул Бойцов. — Бетонировали, соревновались, теперь соревнуемся, кто скорее сломает! Если мы все начнем…
— Стоп, стоп, стоп, — перебил его Суворов, — в этом мы уже разбирались.
А незнакомый Лене плотный мужчина, сидевший у стола и обернувшийся было к двери, добавил:
— Дирекция выдала нам наряд-заказ. Подписал сам Строев. Все в порядке. Будем продолжать, товарищи.
И никто больше не стал интересоваться Леонидом, все спокойно занялись своим делом, словно завороженные словами: «Подписал сам Строев». Недовольный всем белым светом, Бойцов под дождем прибрел домой, но и там поделиться горестями оказалось не с кем: Тони не было, уж такой выдался день!
Только около полуночи залаяла и сразу смолкла приблудыш Негри, раздался какой-то стук… Но вошла не Тоня, а Марика. Увидев ее, изумленный Леонид чуть не воскликнул: «Ты?..» Но удержался, просто сказал:
— Здравствуй.
Марика сняла косынку и тряхнула головой. По ее блестящему плащу стекали капли. И плащ, и мокрое лицо Марики в ореоле светлых волос, отражая лучи стоваттной лампочки, как будто сами светились. «Все-таки она очень славная!» — подумал Леня. И сказал:
— Раздевайся. Давай я помогу.
Он осторожно расстегнул мокрые пуговицы ее плаща, воду с него стряхнул за порог, в темноту. Усадив Марику на единственную табуретку, сам опустился у ее ног на краешек низенькой самодельной тахты.