Это об Иване Викторовиче, тоже заглянувшем «на огонек». Верно, виски у Ремигайло словно в инее, еще полгода назад такого не было.
— Василий Маркович, — подошел к Правосуду бригадир, — крановщик в будку залез, а включать отказывается. «Нехай, — говорит, — дурных шукают».
— Идем.
Правосуд первым ловко поднялся по узкой лесенке сквозь проволочные обручи. Ремигайло, не отставая, — за ним.
— Ну, как? — с угрюмой усмешкой спросил их крановщик. — А коли я панель нацеплю? Ведь хуже будет!
Кран широко раскачивался, мелко дрожа от напряжения. Ветер угрожающе свистел в его решетчатых фермах.
— Твоя правда, — сказал Правосуд. — Риск слишком велик.
Отсюда была видна вся база, которой Ремигайло отдавал столько сил. Он окинул ее взглядом и вздохнул: всюду коченели неподвижные панелевозы, и только тени, косые тени кранов и столбов, следя за качающимися фонарями, метались по холодным пирамидам панелей.
КОММУНИСТЫ, ВПЕРЕД!
Стройка так велика, что здесь теряется даже масштаб должностей. Вымотанный до предела, иной раз полубольной, Семизоров никак не представляется начальником десяти трестов, включая переросток — «Автозаводстрой». И начальство «Автозаводстроя» приземлено своим обитанием тут же, неподалеку от главного корпуса. А разве можно сравнить Кочета с начальниками строительства самостоятельных ТЭЦ или ГРЭС? Он руководит возведением электростанции, мощность первой очереди которой почти равна Днепрогэсу, а называется всего-то начальником СУ-44, и два года контора его ютилась в вагончике.
…На пороге 1970 года дела на ТЭЦ шли так круто, что я не мог уследить за ходом работ даже на этом, отдельно взятом участке. И у Кочета не имел права отнимать ни минуты.
Я уговорил Марику навестить Кочетов дома. Однако Алексея Николаевича мы напрасно прождали до позднего вечера, а Лидия Васильевна теперь ничего не знала о делах своего мужа:
— Страшно устает Леша, — сказала она, вздохнув. — Раньше всегда сам все рассказывал, а нынче и спрашивать боюсь. Спросишь — сердится, дай, говорит, хоть немного отвлечься. Но разве тут отвлечешься? Сегодня утром пора вставать, Кочет лежит. Подхожу: «Леша, скоро за тобой машина придет». А он: «Да, поставь ее на засыпку, подготовь фронт работ». И смешно, и печально…
Опять мы сидели вместе в этом гостеприимном домике, и невольно вспоминалось давнее, первое мое знакомство с Кочетом и тогдашние его «часы пик». Помнишь, Марика? Именно ты рассказала мне, что в один из тех дней он до того устал, что вечером даже есть не смог. Как только добрался до дому, сразу завалился спать.
— Откуда ты знаешь? — спросил я.
— В нашей комнате сидит Лидия Васильевна, тоже гидролог. Она живет неподалеку от нас, мы вместе возвращались с работы, разговорились. Оказывается, она замужем за твоим Кочетом. Они познакомились в экспедиции «Гидропроекта» имени Жука, еще в самом начале строительства гидростанции, а когда поженились, им дали кусок Волги.
— В приданое?
— В приданое! — подхватила ты шутку. — Им поручили снять пятидесятикилометровый участок Волги ниже плотины, а в имущество экспедиции специально для них торжественно включили двухместную палатку. Чудесное свадебное путешествие! Знаешь, сейчас Лидия Васильевна сидит, как и я, ставит на графике точки и считает расходы воды. А когда перекрывали Волгу…
…Была поздняя осень, дул пронизывающий ветер. Иногда сыпал колючий дождь, но и в ясные дни на реке было холодно и неуютно.
С обоих берегов в Волгу вклинивались дамбы, строители готовились к перекрытию прорана. Заканчивалась последняя навигация в русле: весной суда пойдут уже через шлюз. А пока теплоходы, баржи и катера устремлялись в проран, одни вверх по течению, другие — вниз. И всем мешала десятая опора.
С берега на берег над Волгой перекинулась подвесная дорога, по ней в вагонетках катил щебень. Все опоры этой дороги были весьма солидны, однако больше всех десятая, утвердившаяся посреди Волги на мощном бетонном основании. Клыкастая, клокочущая река стремилась в проран и с ревом набрасывалась на десятую.
Вода мчалась со страшной скоростью, но определение «страшная» может удовлетворить только литератора. Строителям нужно было точно знать, какова скорость воды у десятой опоры. Поэтому катер ежедневно буксировал сюда суденышко гидрологов. Дощаник согласно инструкции вставал на якорь, и пеньковый трос его натягивался, как струна. Вертушка с тяжелым грузом уходила в воду и частым тревожным звоном сообщала о скорости стремнины.
День за днем сужался проран, менялся фарватер, посреди которого торчала глыба десятой опоры, и дощаник перед ней — скорлупка под зеленым «флагом водяного», как прозвали его на флоте. Под таким флагом ведут водолазные работы, такая посудина дороги не уступит, обходи, как умеешь. Капитаны судов, пройдя мимо дощаника, отирали пот: даже на осеннем ветру они взмокали от напряжения.
И один из капитанов ошибся. Седоволосый, с морщинами, глубоко врубленными Волгой в дубленое ветром и солнцем лицо, капитан не справился со своей самоходной баржей.
Ему дали отмашку флагом.