Высокий счет

Он понял. Все могло, все должно было обойтись благополучно. Но капитан решил «для верности» немного отвернуть в сторону.

Волга только этого и ждала. Едва самоходка показала струям свой длинный бок, они яростно набросились на баржу и, разворачивая ее, потащили бортом на десятую, на дощаник.

— Трос! Руби трос! — крикнула Лидия Васильевна парню, стоявшему рядом с ней.

Парень был задиристый, боевой. Он всегда подтрунивал над остальными. Послушать его — он мог бы переплыть Волгу в ледоход, самого Нептуна потаскать за бороду. Парень сделал три шага к будке, за топором, но вдруг увидел неумолимо надвигающуюся баржу. Замешкался. Попятился. Отвернувшись и закрыв руками лицо, неожиданно, развернувшись, как пружина, прыгнул в воду, все силы вложив в этот отчаянный прыжок, — дальше, дальше от страшного места!

Стеной выросла над дощаником самоходка. Хотя все это были мгновения, Лидия Васильевна успела разглядеть и навсегда запомнить искаженное ужасом бессилия морщинистое лицо седого капитана, перегнувшегося через борт: он уже ничем не мог помочь, никому, ничему! Еще она успела кивком головы разрешить Мише и Коле попытаться вскочить на этот высокий борт, но они падали обратно, и руки их были изодраны в кровь шершавым железом борта.

Самоходка налезла на дощаник, косо вздыбив суденышко, подминая его под себя. Все, что было на палубе, покатилось в воду. Только двое мужчин с окровавленными руками да их начальник, женщина-инженер, старались удержаться, цепляясь за что попало.

Мелькнула отчетливая и спокойная мысль, как бы уже со стороны: «Кто же позаботится о сыне? Алексей всегда занят, плохо будет Сереже без матери. Ну, бабушка приедет с Алтая…».

Дощаник уползал под баржу.

И тут трос лопнул. Самоходка прошла рядом с опорой, но не задела ее. Уцелела и баржа, и опора.

За дощаником выслали катер, взяли его на буксир. Трусливого смельчака, которого унесло по течению еще ниже, тоже удалось выловить. Где-то все они отогревались, на чем-то Лидию Васильевну доставили домой — это в памяти не осталось. Почти сутки она проспала, а на вторые вышла измерять скорость. К десятой опоре…

Ты рассказывала мне об этом вдохновенно, с широко раскрытыми глазами, так, словно сама все это видела и пережила. И я радовался: наконец-то ты соприкоснулась с подлинной романтикой выбранного тобою дела. С героизмом, с борьбой.

Потом ты меня познакомила с Лидией Васильевной — милой, скромной, склонной к полноте женщиной. Чуть пойдет побыстрей — одышка, частенько после работы приходится заглядывать в поликлинику… Может быть, нелады с сердцем и начались у нее после десятой опоры?

Но это не пугало тебя. Наоборот! Ты увидела возможность подвига для любого человека, каким бы скучным ни казалось его ежедневное дело. И поняла, что романтический взлет в наши дни подготовляется кропотливо собранным опытом или систематически полученными знаниями. Без этого кто же спросит у тебя, какая скорость в проране? А для ответа на этот вопрос нужно стать на якорь у десятой опоры. Необходимо! И придется стать.

Тогда я был так уверен в тебе, Марика! А теперь? Хотя ты давала слово Лидии Васильевне, что обязательно поедешь на зимнюю сессию в институт, сдашь «хвосты», ты сидела в гостях у Кочетов колючая, настороженная… Маляром и штукатуром ты стала неплохим, об этом мне говорила и Тоня, и твой прораб. Да недостаток опыта сказывался — уставая больше, чем подруги, ты все же отставала от них. Но ты добивалась высокого качества работы, почин Валентины Савиновой «работать, как мастера труда» был близок тебе и понятен. Кроме того, ты умела читать инструкции — увы, как часто остается словами то, что мы говорим и пишем! А ты добивалась использования механизмов и приспособлений, даже внесла вместе с подругами рацпредложение о замене строительных лесов…

Но сейчас ты чувствовала себя дезертиром и бросалась в атаку, не дожидаясь расспросов:

— Теперь у меня настоящее, живое дело! Мы, маляры, украшаем все, до чего только дотронемся! Это радость!

— А помнишь, как ты обследовала здешние берега, наблюдая за их размывом? Усталая, охрипшая, нос от загара облупился, а тоже ведь радовалась!

Марика возбужденно продолжала свое, почти с неприязнью глядя на бывшую подругу:

— Говорят, я прирожденный маляр. Работа интересная, заработок повыше, и тоже есть свой героизм, хотя не приходится тонуть под баржами или около…

— Конечно, если гидрология так разонравилась… На автозаводе всем дела хватит.

…На автозаводе дела хватало всем.

Когда ударили морозы, над крышей возвели брезентовые шатры, и под ними наклеивали кровлю, задыхаясь от дыма и копоти, от жаркого духа мастики.