— Дывай работать, трепачи! — решительно встал Прохор. — Пятилетку выполнять надоть, а не зубы скалить!
— Во сознательный! — удивился Димка.
БАСОВ:
— Принимай, Отаров, строительную и властвуй! Это решено! Могу поздравить…
— А как же Артамонов?
— Учетчиком у тебя будет. Пока что…
— Это уж, действительно, спектакль! Басов…
— У меня есть имя и отчество, между прочим!
— У меня тоже. Вот совпадение! Надо же!
— Хм… Ну-ну… А насчет строительной подумай!
— Подумаю…
ЛЕНКА:
— Поздно приходишь, Отаров… Скамейка, вон, росой осыпалась…
Уж кого-кого, а ее ох и не хотел я сейчас видеть! Ну к чему?
— Ты… меня ждешь?
— Тебя, тебя, Отаров!.. Книжек набрал читать или опять… Светке голову морочишь «философией»?
Ну зачем она так?! Что я ей теперь? И Светлана тоже…
— Голова у меня другой заморочена. А ты что — имя мое забыла?
— Другая… во Владивостоке?
— Тебе-то что!
— Уезжал бы к ней! А?.. Не мсти, не мсти-и-и!..
Она приложила к глазам платочек.
— Не хлюпай… Не плачется небось… Не на погост шла — ишь как вырядилась! А мстить не умею. Может, это и плохо…
— Что вырядилась — правда… Да ведь я к тебе шла, потому что ты… Ну кто? Кто поймет меня больше? Да неужели ты стал таким злым?! Ты же был мой… Был…
— Был, да сплыл!.. И не моя в том вина… Ты же знаешь!..
— Знаю… А мой-то пьяный спит с горя!.. Через тебя все… Не было тебя, еще жить можно было, а сейчас… — она всхлипнула…
«Нет, нельзя мне сейчас жалеть ее, уговаривать… Тут нужно рубить, не ходить вокруг да около…»
— Слушай!.. Я тут ни при чем. Знаешь же! И я… все знаю! Ну зачем ты душу-то рвешь! Зачем живешь так? Да и жила тоже… Тоже мне — Аксинья из «Тихого Дону»!.. Ну какая твоя жизнь была до моего приезда? Лучше? Не сказал бы… Так что виноватых нечего искать, ясно?
Она молчала. Эта красивая женщина ничем уж не напоминала мне прежнюю Ленку. Да и могла ли напомнить? Теперь, когда…
— Виноватых… Аксинья… Чушь какая-то! Чушь, чушь, чушь!!
— Не кричи так! Слышно же на всю улицу…
— Наплевать мне на твою улицу! — она истерично зашептала: — У меня дочь от него растет, это ты можешь понять? Мне порой петлю на шею бы, а ты… ты…
Мне вдруг стало до крайности жалко ее. Обнять бы, исцеловать! Как когда-то. Когда-то… Да было ли это когда-то?!
— Та-а-ак… Супруг в курсе?
— Нн-не знаю…
— А отец?
— В курсе. Андрей в курсе!
Было непривычно вот так слышать имя Басова. Да что я! Что он — не смертный? Старый?.. Светлана… Нет, это ужасно!
— Дрянь дело… — я сел совсем рядом — она не отодвинулась.
— Послушай, а ты не пробовала работать? Пойти и вместе со всеми повкалывать на разных, или… дояркой?
— Ты с ума сошел! Работать… Да мне людям показаться стыдно! Все только и твердят: шлюха, такая-сякая!.. А что он — не человек! А?
— Человек, безусловно… Но если бы ты все же пошла работать, если бы хоть один раз пересилила этот стыд, эту боль… Раз, другой, третий, понимаешь? Люди… Да у каждого, или у каждой, что — души святые? Думаешь, не поняли бы? Думаешь, всю жизнь и называли бы тебя так?.. Учти, Ленок, — так называл я ее очень редко когда-то, — не встал же я вам поперек горла? Это-то ты понимаешь получше меня! Что же касается Артамонова, законного твоего…
— Не расписаны мы…
— Что же касается Артамонова — то разруби этот узел! Ты же настойчивая, упрямая — я знаю!.. Разруби и пойди к Басову. Навсегда. Понимаешь?
Она судорожно вздохнула, отвалилась на спинку скамейки и сказала слабым, точно сломанным голосом:
— Легко сказать… — И вдруг заплакала. — Ну почему, почему так ненавидит меня Андреева дочка? С малых лет почти! Тогда-то не могла же она знать, что у нас…
— У нас и сейчас ничего нет! Что же касается ненависти — сама знаешь наш народ, тем более Светлана умна… Посуди сама: нареченный в армии, а ты… Хотя что! Не так я, верно, говорю… Да и не бог я… Ты прости… Я не хотел сказать лишнего или сделать тебе плохо. Тебе и без меня…
— И без тебя…
Она помолчала. Потом сказала далеким, теплым голосом:
— Ты… затеси наши помнишь?
Мне стало больно, я уж не знал, о чем говорить.
— Помню. Все помню.
— Правда? — трепыхнулась она.
— А тебе легче от этого? Не то ты говоришь…
— Может, и не то… Если б ты знал, как Артамонов изводит меня за тебя! Ох, как изводит!..
— В цене ты, значит…
Она горько усмехнулась.
Передо мной сидела не Ленка. Но почему я так знаю эти глаза, эти губы, всю ее? Нет, это не Ленка. Та, моя, совсем не такая… Но как эта женщина похожа на ту, м о ю!.. И если это моя Ленка, то как смогла она стать вот этой женщиной? Когда? Почему? Боже мой, какая же она красивая! Неужели никогда не уйдет от меня этот кошмар?..
— Не усмехайся и… не думай обо мне плохо!.. А я… никуда отсюда не уеду! Уеду — легче тебе не станет! Я уже сказал, как лучше для тебя, — в том твое спасение!
— Ох, ты и… — она не договорила.
Встала. Пошла. Тихо-тихо, как побитая…
И была ночь, бессонная и долгая…
И был день — последнее воскресенье лета…
Да, я помнил наши с Ленкой затеси в лесу и ту далекую луговину тоже! И не забуду, верно…