Высокий замок

Его боялись. Ух, как боялись. Большие зубы, когти как кинжалы, лапищи здоровенные. Крался в ночи, прыгал, рвал и кусал. Кровь, больше крови. Лишь иногда не жрал своих жертв, а по-особому прикусывал. Чтобы слюна попала в рану. Чтобы потекла по жилам волколачья кровь. Большего ему и не надо. Жрать и кусать – никаких мотивов. Никаких оправданий. Чистое первородное зло. И в глубине души он знал, что так и должно быть.

Другие волколаки, тех, кого он обратил, почему-то так не считали. Они сразу озадачились какими-то целями. Начали планы строить. Выбрали его вождём, лидером. Да какой он лидер? Он нечисть. Жуткое отродье! Тварь из глухого леса, которой пугают людей. Но вот стал вожаком. Особо не правил, конечно. Так, башкой мохнатой кивал. Говорят ему, мол, хотим основать поселение в этой пещере. Будем здесь молодняк держать. Новообращённых учить. Или там о границах – сюда будем ходить, а сюда нет. Ему дела-то не было: хотите – занимайтесь. Ваши проблемы.

Это всё от того, что это бывшие людишки. Тащат свое людское мировоззрение сюда. А тут не место такому. Тут чудовищная жизнь! Быть злом, быть опасностью. Пугать, ужасать, убивать. Вот что надо, а не поселения строить.

Впрочем, плевать на них. Главное свою задачу выполняли – нападали на окрестные деревни. Рвали, кусали.

Еще было кое-что…. О чём не говорил своим Морглаф. Не нужно было им этого знать. Пусть строят свои планы. Всё равно им не сбыться. Поскольку знал он. С самого своего появления знал, что умрёт. Для этого и был рождён.

Только вот постепенно забывать стал об этом. И ему человеческое привили. За своих печься начал. Заботиться. Руководить, а не просто башкой трясти. Темнолесье они захватили. Но дальше не лезли. Свою цивилизацию создавали. Правда, тех, кто заходил в эти края – их к себе забирали. Чтобы наращивать свое племя.

Так что совсем Морглаф забыл о своей цели: быть первородным злом. Стал заботливым отцом для своих волколаков.

И в этот момент и настал день, когда пронзило его великой болью. Ибо племя его начало редеть. Помчался он на выручку с самыми яростными своими сыновьями. Но с каждым шагом чувствовал, как умирают его дети. Вновь разгоралась в нём первородная ярость. Ненависть ко всему живому. Желание рвать и убивать.

Валера сидел на полу, скрестив ноги. В углу Пьер возился с лошадьми. Судя по всему толстяк с перепугу немного двинулся головой. Теперь это были его лучшие друзья, и он чём-то с ними шептался. Чизман засел у двери, сбоку от баррикады. Вокруг была темнота. Фонарики они погасили, чтоб не тратить заряд. Всё-таки средневековье кругом. Розеток нету.

Снаружи было тихо. Ну, что-то там шебуршало, но это могло быть что угодно. К ним внутрь не лезло, да и чёрт с ним.