— У меня случилось? — Иван, сжав кулаки, сделал шаг к Беляеву, тот отшатнулся. — Гришку убили, а ты говоришь, что у меня что-то случилось? И не делай вид, что ты не знаешь о пожаре в порту.
— Знаю, конечно. — Беляев пожал худощавыми плечами под тонкой кашемировой водолазкой. Иван запоздало подумал, что он без очков, видимо, снял, придя домой, а иначе очки от удара кулака непременно разбились бы, покалечив глаза. — Весь город знает. Но я тут ни при чем.
— Ты зачем в порт два дня подряд таскался? — Иван вдруг так устал, что сел прямо на пол, поджав под себя ноги, как в юношеском лесном походе у костра.
— С вами хотел поговорить.
— О чем?
— Про наплавные мосты. Вы же обещали подумать, но так и не позвонили.
— А ты можешь понять, что все это время мне не до твоих поганых мостов было?! — заорал вдруг Иван, срывая голос. Он сердился на себя, что абсолютно не может сдержаться.
— Иван Михайлович, затея купить порт была вашей. Мы с Матвеевым его вам не наваливали. Более того, для вас не новость, что я до последнего был против.
— Настолько против, что теперь за моей спиной науськиваешь рабочих, бьешь меня по голове и устраиваешь пожар?
— Вы ошибаетесь. Ничего из перечисленного вами я не делал. — Несмотря на высокий градус разговора и удар по морде, голос Беляева оставался все так же тих и ровен. Он полностью держал себя в руках, в отличие от Корсакова. Ивану вдруг пришло в голову, что так ведут себя люди, которым нечего скрывать и которые не чувствуют за собой никакой вины. — Иван Михайлович, я внимательно наблюдал за вашими действиями последние три месяца, скрывать не буду. И пришел к выводу, что вы молодец. Что вы за такой короткий срок сделали то, чего мы с Матвеевым не смогли бы сделать в принципе. Вы спасли порт.
— А мне говорили, что Матвеев рулил сам, тебя не привлекал.
— Да, но было бы нечестно вешать на него всех собак. Управленческие ошибки были его, но я никак им не препятствовал.
— А кстати, почему? — полюбопытствовал Иван.
— Ссориться не хотел. Вот сейчас мы с вами занимаемся тем, что я не люблю больше всего на свете. Выясняем отношения. Да, у меня было собственное видение будущего порта, но Матвеев был против, и я не спорил. Кончилось это печально. В первую очередь для предприятия. А вы четко знаете, чего хотите.
— Так, давай сначала, — попросил Иван. — Ты не держишь на меня зла, что я купил порт. Ты не утратил надежды заняться наплавными мостами. Ты два раза приходил в контору, чтобы со мной поговорить, но не заставал меня на месте. Так?
— Так.
— Зачем ты к докам ходил? Точнее, тому самому доку, где потом начался пожар.
— Я собаку хотел повидать. — По лицу Беляева вдруг пошли неровные красные пятна. — У седьмого дока пес живет, приблудился года три назад. Мы с ним, — он помялся, — дружили. Я вообще собак люблю, и когда из конторы вышел, то решил дойти до Веста. Это пса так зовут, Вест.
Корсаков смутно припомнил, что собака действительно была. Рабочие попросили его не выгонять, зима же. Живет в будке, никому не мешает. Территорию охраняет почище любого охранника. К своим ластится, зато чужих не пускает. Он не возражал, собака так собака. Что ему, жалко, что ли. На самого Корсакова пес первый раз лаял от души, во второй негромко тявкнул, а все остальное время не замечал, будто и нет его. Бить не бьешь, прогонять не прогоняешь, кормить не кормишь, ну и ладно. То есть у них с Вестом установился некий нейтралитет, который ни та, ни другая стороны не нарушали.
— Так, хорошо. Ты пошел повидать Веста, — согласился Иван, отчего-то приревновав практически СВОЮ собаку к стиляге Беляеву. — А с Маргулисом о чем разговаривал?
— Так о Весте и разговаривал, — удивился Беляев. — Мы остановились поздороваться, я сказал, что к Весту иду, Гришка кивнул. Спросил, принес ли я ему сухари, как всегда? Дело в том, что Вест очень ванильные сухари любит, и я ими его всегда подкармливал. Я засмеялся, потому что сухари у меня действительно были. Ну и разошлись.
— И все?
— Не совсем. — Беляев помолчал, будто решаясь на что-то. — Потом, когда я уже у будки был, Гришка вернулся. Он же в другую сторону шел, а после нашего разговора пошел вслед за мной. Сказал, что поговорить ему со мной надо.
— О чем? — У Ивана даже дыхание перехватило.
— Он не сказал. Вид у него такой был, то ли встревоженный, то ли смущенный. Упомянул лишь, что в порту что-то нехорошее творится, да он не может понять, что именно. Мы договорились, что он в субботу ко мне домой придет вместе с младшей дочкой. И все расскажет.
— А у вас с ним что, какие-то особо доверительные отношения были?
— Нет, обычные, как у хозяина с работником. Гришка же человек простой был, интеллигентов недолюбливал. Так что раньше он в основном с Матвеевым общался. Меня особо не жаловал.
— И что изменилось?
— Не знаю. — Беляев снова пожал плечами. — Правда не знаю, Иван Михайлович. Но получается, что убили его после того, как он решил мне что-то рассказать.
— А кто-нибудь слышал ваш разговор?