— Перед нами наверняка превосходящие силы противника, — говорил нам Орлов, — поэтому рукопашной мы можем не выдержать. Тем более у них был более короткий переход, чем у нас и они меньше устали. Поэтому мы должны их валить на дистанции. Все! Задача ясна? Возьмите радиостанцию — Саломатин будет держать связь…
…-Саломатин! — обратился командир взвода к невысокому разведчику, сидящему на корточках у входа в пещеру. — Давай, покажешь все тут…
Тот нехотя выпрямился, повернул к лейтенанту свое скуластое, типичное среди сибиряков лицо. Нехотя кивнул головой — ему тоже не хотелось умирать.
В метрах двадцати ниже верхушки хребта, где собирался занять оборону наш взвод, мы обнаружили обложенные камнями стрелковые ячейки: так называемые «эспээсы» — стационарные пункты стрельбы. Судя по всему, сделаны они были давно и «духами».
От кого они собирались обороняться? С этого направления мы на хребет никогда не выходили. Значит, от своих «товарищей по джихаду»? В этой драке «духов» с «шурави» мог сломить ногу сам черт: моджахеды воевали не только с нами, но и между собой.
Группировка Ахмад Шаха Масуда, «Пандшерского льва» (Пандшер на дари означает ущелье «Пяти львов»), которую советские войска пытались разгромить в ходе нескольких серьезных операций, но так и не разгромили, состоят из этнических таджиков. Занявшие ущелье Пандшер, эти моджахеды давили на мозоль не только советским войскам и правительству официального Кабула, но и другим «духам» — хеккматияровцам.
Последние комплектовались из пуштунов, коренной народности Афганистана, относящейся к другой ветви ислама. Эти две группировки любили друг друга не больше, чем «Большого Северного Брата», а возможно и меньше. Поэтому им ничего не мешало в промежутках между нападениями на советские колонны и посты воевать друг с другом.
Пуштуны — национальное большинство, относятся к таджикам и узбекам, в большей части эмигрировавших в Афганистан в тридцатые годы из советской Средней Азии, как к неприятному, но неизбежному соседству: морщатся, но терпят, время от времени устраивая междуусобные стычки. Наши советники, разбирающиеся в этих азиатских тонкостях, не упускают такой возможности: пуштунов рекрутируют для диверсионных операций против ахмадшаховцев, а советские таджики воюют с хеккматияровцами. Вот такой интернационал, без знания которого здесь не выживешь, и который знать приходится даже простому солдату…
Я с Костенко, РПГ-7 и выстрелами к нему занимаем правый от тропы «эспээс». Грач со своим «вторым номером» устраивается на левом фланге.
Странно, никак не могу вспомнить, как зовут грачевского «второго номера». Наверное, никто в роте не сможет ответить на этот вопрос. Тихий и безотказный парнишка из-под Костромы всегда терялся на фоне могучей фигуры Грача, маячил за его спиной на вторых ролях, поэтому всегда и всюду его звали просто «Вторым номером».
Минуты через две, после того, как я со своим героическим хохлом обосновался в «эспээсе» (расстелили на снег «духовскую» курпачу, чтобы не отморозить свое мужское достоинство, разделили сектора наблюдения и стрельбы, разложили под руками гранаты), приполз Саломатин с радиостанцией.
Завязанный по самые глаза маскхалат, облепленный к тому же снегом, шерстяная маска на лице и торчащая за спиной армейская рация с кривой, покачивающейся над головой антенной, придавали разведчику сходство с инопланетянином.
— Место найдется? — сипло спросил он нас.
Ячейка была рассчитана на двоих, третий бы просто помешал бы в бою. Поэтому я отрицательно качаю головой, хотя отлично понимаю разведчика: сидеть одному в «эспээсе» среди круговерти бурана и ждать «духов», которые появиться в любую минуту перед самым носом — не очень приятное занятие. Если замерзнешь, вспомнят о тебе только после боя. Да и вспомнят ли…
Разведчик помолчал. Я ему сочувствовал изо всех сил, но чем мог помочь?!
— Ладно, — глухо пробормотал он наконец из-под завязанного под носом капюшона, — Тут в десяти шагах еще один «эспээс» есть. Туда поползу. Только сначала вот что… Нужно на тропе растяжки поставить. Иначе проморгаем «духов». Вырежут, к чертям…
— Ни проволоки, ни колышков нет, — заметил я, — На чем ставить будем?
Идея мне понравилась.
— Проволока у меня есть, — ответил Саломатин, имени которого я так и не узнал, — А вместо колышек можно шомпола использовать. Сколько у вас гранат?
— Две «Ф-1», три «РГД -5» и столько же «РГН».
— У меня одни «эргэошки» — сказал разведчик, — Восемь штук. Замотался таскать. На растяжки их, конечно, поставить можно, но возиться долго придется: противовесы нужны. Так что будем их в бою использовать — я поделюсь вами. А ставить на растяжки ваши «лимонки» и «эргэдэшки» будем. Лады?
— Лады.
Пока ставили растяжки, я даже перестал обращать внимание на пролетающие над головой время от времени «духовские» «эрэсы».