Высоко над уровнем моря

Минут через пятнадцать, когда первая партия едоков покидала помещение (я сознательно подбросил всем желающим добавки, чтобы подольше подержать их вне палат), в конуру «раздатки» ввалились мои возбужденные помощники.

— Все хип-хоп! — переводят дыхание отрапортовал Картуз, — Сегодня вечером приглашаем дам и джентельменов на маленький междусобойчик!

— От лица службы… — я сделал смертельно серьезное лицо, — выношу вам благодарность!

— Служим Советскому Союзу! — хором отозвались охломоны.

Позже Путеец рассказал мне, как проходила операция:

…-Ну, значит, закатились мы в палату. Темно там, конечно, было, как у негра в жопе. Но свет было включать нельзя: вдруг какая-нибудь дежурная лахудра (так Путеец именовал медсестер) через окно увидит, чем мы в палате занимаемся. Ну, приморгались, и я на верхний ярус полез… А там, прикинь, Туркмен лежит! Он, значит, на ужин не пошел.

Ну, я его беру за загривок: «Ты чего, падла, здесь делаешь?» А он в ответ: «Сплю. Крепко сплю». — «И Какие сны видишь?» — «Тебя не вижу. Обещаю, что не вижу!»

…Хитрый пацан, — усмехнулся Путеец, — далеко пойдет. В общем, дальше все пошло по намеченному плану: мы собрались в палате у дисбатовца, водку в бутылки из-под кефира перелили, которые ты, Андрюха, нам подогнал. Гарагяновские мы обратно в тайник засунули.

Той же ночью мы все плюнули на свои больные печени и квакнули за наше здоровье, мой предстоящий дембель и ожидающийся геморрой Гарагяна. Ничего, печень выдержала. Собственно говоря, что такое две бутылки паршивой азиатской водки на четверых лбов, которые не пили уже несколько месяцев?? Ничего. Тут и самая больная печень поведет себя должным образом.

Утро было прозрачное, мир играл всеми красками. Что такое похмелье, господа, когда тебе лишь двадцать один год? К обостренному восприятию действительности прибавилась великолепная картина подставившегося Гарягяна.

Правда, я не ожидал, что обман раскроется так быстро. Мои помощники после завтрака еще гремели тарелками на «дискотеке» (так в армии называют посудомойку); я, как и полагается дембелю, отдыхал после веселой ночи. И в это время в палату бешеным конем ворвался Гарагян.

Он вытащил из тайника бутылки, распихал их по внутренним карманам бушлата и рысью бросился прочь. Я посмотрел ему в след и медленно перевернулся на другой бок, надеясь увидеть какой-нибудь сон. Однако это мне не удалось.

— Сиволочи!!! — раздался над моим ухом яростный вопль с характерным кавказским акцентом.

Я открыл один глаз:

— Что случилось, ара? Что за хай с утра пораньше?

— Кто!!! — прогремело мне в ответ, — Кто это сдэлал, того я убью!!!

— Ты осторожнее такими словами разбрасывайся, ара, Еще раз повторяю: что случилось? — я изо всех сил старался казаться спокойным.

Кажется, мне это удалось.

Гарагян присел ко мне на койку и дрожащим от ярости голосом выкрикнул:

— Смотри!!!

После чего вытащил из-за пазухи водочную бутылку «Араки руси» (мне — то ее не знать!), перевернул кверху дном и — на пол упало несколько капель.

— Успокойся, ара. Может, это заводской брак?

— Брак?!! Брак! Давай ладонь! Давай ладонь, я тэбе говорю!

В протянутую мной ладонь он пролил еще несколько капель водки.

— А тэпэр лизни!!! Попробуй, а?!

Я лизнул свою ладонь с озабоченным видом (Чего мне это стоило?! Я готов был взорваться, как граната, от хохота) и произнес:

— Слушай, а ведь действительно вода…

Гарагян достал — нет, выхватил как бомбу, вторую бутылку:

— Разве водка бывает такого цвета?!

Содержимое бутылки отливало желтизной, как и положено было водопроводной воде. ХМ, черт, вчера в сумерках ребята как следует не рассмотрели. Пожадничали, вылили всю водку — оставь ее немного бутылки, спирт бы перебил желтизну. А что касается пробки… Дисбатовца брак — спешили ребята, спешили…

Для большей убедительности я еще раз лизнул ладонь и убежденно заклеймил тайных гарагяновских недоброжелателей:

— Действительно сволочи!

Как утверждает народная мудрость, беда не приходит одна: облом с водкой оказался не единственной проблемой старшины. После обеда в госпиталь приехал начальник нашей полковой санчасти — проверить, как мы тут лечимся, и заодно забрать в полк выздоровевших солдат. Последних не оказалось, но не таков был капитан Махмудов, чтобы отправляться обратно с пустыми руками. И тут ему на свою беду на глаза попался Гарагян…

— Эй, солдат! Сюда иди! — радостно закричал веселый таджик, увидев своего старого «клиента», про существование которого он уже успел забыть.

Наш медик не отличался галантностью, но дело свое знал туго. Он никогда не мазал лоб зеленкой солдату, болевшему ангиной, чем грешили порой некоторые армейские остряки со змеей на петлицах. Капитан собственноручно вскрывал гнойные гематомы, выковыривал осколки и пули, если не требовалось вмешательства хирургов тыловых госпиталей.

«Нехрен вам там манную кашу жрать — и здесь вылечишься, — говаривал он при этом, — Или я не похож на профессора? Так похож я на профессора или нет?! — доставал Мухмудов обалдевшего от боли солдата.

Тот, испуганно посматривая на его здоровенные, поросшие черным волосом ручищи, послушно кивал головой.