Высокое Искусство

Уже не успевая бросить, налетчик ударил, сжав костяную гирьку в кулаке и попал, но слабо, замаха не хватило. Елена сжала зубы до хруста, чувствуя новую вспышку боли, в следующее мгновение кусок дерева в ее руке воткнулся прямо в пах противнику. Будь у того нормальные штаны, плотная кожа и клапан защитили бы, ослабив удар. Но бандит форсил по южному обычаю, натянув обтягивающие чулки, достаточно тонкие. Жуткая, непередаваемая вспышка боли скрючила его, бросила на пол. Рыча, как зверь, Елена оказалась сверху и, сжимая все тот же обломок в скрюченном кулаке, ударом сверху вниз воткнула деревяшку в глаз. Вернее в то место, где вроде бы мог находиться глаз, потому что единственным источником света здесь была тускло мерцавшая лампа с подгнившим фаршем из рыбьей требухи.

Одно можно сказать точно — куда-то женщина попала. Вопль перешел в надсадный визг, деревяшка в руке окончательно треснула и рассыпалась. Елена скатилась с поверженного противника, упала рядом. Лежать было хорошо, очень спокойно и почти не больно. Только познавший утомительную работу человек знает, что такое настоящий отдых. Только хорошо избитый боец понимает, какое счастье просто лежать, раскинув руки, когда мускулы, кажется, стонут от наслаждения передышкой, легкие жадно глотают воздух, а боль уже не рвет тело раскаленными кусачками, но скорее поглаживает, ободряюще шепча «ты жив, ты все еще жив».

Женщина со стоном перевернулась, снова поднялась на четвереньки, привалилась плечом к стене. Рывок за рывком, понемногу, буквально цепляясь обломанным ногтями за шершавый камень и кирпич, вытянула себя вертикально. Боль и невыносимая усталость навалились как тяжкий саван, гнули обратно, призывая упасть и не думать ни о чем. Инстинкт бретера методично, как хороший бухгалтер, инвентаризировал повреждения. Колено хрустит, что-то с суставом. Если она, Елена, выживет, придется есть много студня. Правая рука — по меньшей мере, сильный ушиб. Слева, в районе трапециевидной мышцы, особая боль, там, куда пришелся второй удар гирькой. И слева же треснула пара ребер. Голове досталось, однако нос цел, несколько ушибов и содрана кожа на виске.

Хрипя, пытаясь выдавить редуцированные до шипения ругательства, поднялся и налетчик. В иных обстоятельствах Елена, пожалуй, отдала бы должное стойкости уголовника. Сама она мужчиной не была и в полной мере оценить последствия удара в пах не могла, но знала, что это по-настоящему больно. Да и глазу досталось, это было видно даже при свете лампы. А мужик не только сумел встать, но и готовился продолжить.

Однако обстоятельства были не иными, а такими, какие сложились. И совсем рядом, за стеной, лежали, привязанные к столу, жутко изувеченные тела двух маленьких женщин, которые никогда не станут старше. Даже если бы Елена очень постаралась, она вряд ли нашла бы в душе хоть каплю милосердия. Но лекарка не старалась.

Каждое движение отзывалось вспышками боли, которые загорались как фейерверки, выжигая нервные окончания. Шумно сопя сквозь зубы, чувствуя, что выдох превращается рычащий стон, Елена махнула рукой, распутывая плащ, в пару экономных движений, как учил Фигуэредо. Набросила ткань на противника точно так же, как однажды это сделал Кай во время их «дуэли» на палках. Налетчик запутался, шатаясь на дрожащих ногах, махнул вслепую кулаком с зажатой гирькой, натыкаясь на стены.

— А вот и мой молоточек, — просипела Елена, глупо хихикнув.

Забить молотком бандита оказалось делом непростым. Из-за темноты, сопротивления и усталости каждый второй удар шел вскользь, а то и мимо. Но женщина справилась. На протяжении всей экзекуции номер два орал во весь голос, призывая на помощь и обещая всевозможные кары, причем зачастую в одном предложении, на одном выдохе.

— Ну, с этим все, — сообщила Елена дому и тьме, опустив, наконец, молоток. Кровь и серо-бурая жижа стекали с бойка, шлепались на пол тяжелыми вязкими каплями. Женщина глубоко вздохнула, чувствуя, как легкие наполняет запах бойни. Казалось, на лекарке промокло все, даже нижние портки, не оставив ни единой сухой нити. К губе пристала и не желала отлипать костная чешуйка, выколоченная из бандитского черепа.

— Оружие пролетариата, блядь, — выдохнула она, сплюнув брань вместе с отставшим, в конце концов, фрагментом чужой башки. Вкус железа во рту усилился.

«Я убийца. Я только что убила трех человек» — подумала она и поискала в душе хоть каплю каких-то чувств по этому поводу. Рефлексию, сожаление или наоборот, счастье. Нет, ничего, лишь общее ощущение, что все было сделано правильно. Как должно.

«А, нет» — наконец то вопли разбившегося проникли в сознание, напомнили, что все обстоит немного не так. — «Только двух».

— Ты погоди, — тяжело, переводя дух едва ли не после каждого слова, попросила она ворочающегося в тени бандита. — Никуда не уходи. Я сейчас.