Высокое Искусство

— Пиэвиелльэ и Готдуа, — строго поправил бретер. — Именно так. Этот мальчик — один из пяти человек, что могли бы претендовать на трон с той же долей прав, что ставленник Сальтолучарда. Полгода назад один из пятерки отравился позолоченным мясом[49] на собственной свадьбе. Спустя еще два месяца второй случайно погиб на охоте. Застрелился, неудачно взводя собственный арбалет. Тогда падеж родственников приписали Императору, смерти восстановили против Двора несколько семей, которые в противном случае хранили бы нейтралитет. Полагаю, к этому часу двоих оставшихся тоже нет в живых.

— Ну… — пожала плечами Елена. — Парню повезло. Он остался жив. У заговорщиков должно быть немало врагов, они наверняка дадут кров такой значимой особе.

— Да… Матриса была права, — качнул головой бретер. — И Фигуэредо тоже. Они говорили, что ты умна, но притом не от мира сего. Хель… Остров убил правящего Императора. И посадил на трон худородного юношу — жидкую, разбавленную кровь. Это фокус сродни глотанию клинка на ярмарке, он может пройти, но только если все делается идеально, без единой ошибки. Так, чтобы права нового Императора являлись безусловными… или хотя бы казались таковыми. Чтобы всем пришлось смириться — вот правитель мира, за ним неподкупное войско и порядок, перед ним плаха для всех недовольных. И тем, кто против, некуда идти, не за кем идти. Тогда все получилось бы.

— Но один из возможных преемников… жив? — Елена снова оглянулась на спящего ребенка. И ей вспомнился тщательно скрываемый ужас матери, отдавшей мальчика отцу.

— Да. Семья Алеинсэ сплела изысканный и сложнейший заговор, раздала множество обещаний и богатств, пообещала уйму привилегий, заключила тайные союзы с приматорами, которые были недовольны правящим домом. И сегодня они поймут, что Артиго-младший ускользнул из ловушки. А затем весь мир узнает, что теперь в Ойкумене два Императора.

— Два императора, — повторила Елена. — Значит… смута?

Ей сразу вспомнились Пугачев и длинная череда Петров Третьих. И еще, почему-то, авиньонские папы с антипапами.

— Да, смута, какой не случалось уже три столетия. Ведь пока жив родственник по линии Готдуа-Пиэвиелльэ, правитель ветви Готдуа-Алеинсэ остается сомнительным узурпатором. Каждая минута жизни юного Артиго — прямой вызов Сальтолучарду. Напоминание всей Ойкумене, что новый Император не единственный и безусловный правитель, а лишь один из двух преемников, посаженный на трон силой меча и золота.

— И Остров потратил безумные деньги на смену династии, — продолжила мысль Елена. — Они уже не отступят, никогда.

— Да, теперь ты поняла, — Раньян с такой силой сжал рукоять меча, что кожа перчаток громко заскрипела. Бретер опустил голову, длинные черные пряди скрыли бледное лицо Раньяна, только голос глухо звучал, слышимый только Елене.

— Они будут искать его, если понадобится, годами. А потом убьют. Причем казнь должна быть показательной, чтобы пресечь слухи о чудесном спасении. Чтобы не стали множиться лже-императоры. Малисса понимала это. Понимала и то, что при таких ставках ее не защитит никакое положение. Поэтому они с мужем… приняли меры. Мертвые не выдают секреты, так что у нас есть небольшая фора. Очень небольшая[50].

— Так отец… этот… Артиго знал?

— Конечно. Не спрашивай, здесь очень долгая история, которой сейчас не время и не место. Достаточно того, что Артиго-старший был сильный человек, настоящий приматор. Он отдал роду и фамилии все, в том числе и собственную жизнь. Как и Малисса. Они стоили друг друга.

— Ну, так объявите парня незаконнорожденным, — едва ли не воскликнула Елена. — И конец делу. Получится, что он никак не может бороться за трон с этим, как его… Аленсэ. Пусть кровь нового императора и разбавленная, но всяко благороднее чем…

Она замешкалась, вспоминая местный аналог слова «бастард», но с ходу не припомнила.

— Так и планировалось, — Раньян выпрямился, расправил плечи, будто стыдясь минутной слабости. — Все должно было случиться ближе к концу Турнира, однако проклятые Алеинсэ что-то прознали, перенесли дату. Сейчас уже поздно.

— Не понимаю, — Елена потерла грязный лоб, чувствуя себя отвратительно глупой. Она не понимала вещей, очевидных для местного жителя как дыхание или кружка воды. — Почему поздно? Надо просто на весь мир огласить, что мальчишка сын безродного убийцы. Мать отравилась, не вынеся позора огласки. Грамоты там разослать по всем городам…

Женщина задумалась, вспоминая, как вообще в старые времена делали межгосударственные заявления, и вдруг Елену обожгло понимание, сложившееся в мгновение ока. Она даже стукнула кулаком о ладонь, злясь на то, что не сообразила раньше.

— Если бы вы успели до… переворота, это выглядело бы естественно, просто как позор семьи. А сейчас все решат, что вы так пытаетесь вывести чистокровного наследника из-под удара. Правильно?

— Да, все верно. Мы опоздали… я опоздал! На… несколько… паршивых… дней!

Раньян сопровождал каждое слово ударом наконечника ножен о палубу.