За ней находилось что-то вроде небольшого уютного офиса. В углу у французских окон был встроен обитый тканью диванчик. Мужчина в белом смокинге стоял спиной к комнате, глядя в окно. В комнате находился большой черный сейф с хромированной отделкой, несколько шкафов для хранения документов, большой глобус на подставке, крохотный, встроенный в стену бар и обычный для офиса громоздкий стол с обычным кожаным креслом с высокой спинкой.
Все приборы на письменном столе были выполнены из меди и в одном стиле — медная лампа, подставка для ручек и стаканчик для карандашей, пепельница из стекла и меди с медным слоником на краю, медный нож для разрезания бумаги, медный термос на медном подносе и медные уголки у бумагодержателя. Над медной вазой вились побеги душистого горошка — почти медного цвета. Кругом сплошная медь.
Мужчина у окна обернулся, и стало видно, что ему около пятидесяти, что у него пепельно-серые волосы — и в большом количестве — и тяжелое красивое лицо, ничем, впрочем, не примечательное — разве что коротким сморщенным шрамом на левой щеке, производившим впечатление, скорей, глубокой ямочки. Ямочку я помнил. Если бы не она, этого человека я бы забыл. Я помнил, что очень давно, по меньшей мере, лет десять назад, видел его в фильмах. Я не помнил, что это были за фильмы, или о чем они были, или что он в них делал, но помнил тяжелое красивое лицо с маленьким шрамом. Волосы у него тогда еще были темными.
Он прошел к столу, опустился в кресло, взял нож для разрезания бумаги и потыкал острием в подушечку большого пальца. Затем бесстрастно посмотрел на меня.
— Вы Марлоу?
Я кивнул.
— Садитесь.
Я сел. Эдди Пру уселся на стул у стены и стал раскачиваться на его задних ножках.
— Я не люблю ищеек, — сообщил Морни.
Я пожал плечами.
— Я не люблю их по многим причинам, — продолжал он. — Не люблю в любом случае и в любое время. Не люблю, когда они беспокоят моих друзей. Не люблю, когда они врываются к моей жене.
Я промолчал.
— Я не люблю, когда они допрашивают моего шофера или грубят моим гостям.
Я промолчал.
— Короче, — заключил он, — я их не люблю.
— До меня начинает доходить ваша мысль, — сказал я.
Он вспыхнул, и его глаза засверкали.
— Но с другой стороны, — сказал он, — вы можете оказаться мне полезным. Я могу хорошо заплатить вам за некоторые услуги. Пожалуй, это интересная мысль. Я могу хорошо заплатить вам за то, чтобы вы не совали нос не в свои дела.
— И что же я буду иметь?
— Здоровье и время.
— Кажется, эту пластинку я уже где-то слышал, — сказал я. — Только не могу вспомнить, где именно.
Он отложил нож в сторону и вынул графин; плеснул из него в стакан, выпил, заткнул графин пробкой и убрал его обратно в стол.
— В моем деле, — сказал Морни, — действительно крутые парни идут по десять центов за дюжину, а работающие под крутых — по пять центов за гросс. Занимайтесь своим делом, а я буду заниматься своим, и у нас не будет никаких неприятностей. — Он закурил. Его рука немного дрожала.
Я посмотрел на длинного телохранителя, который чуть покачивался на задних ножках стула, как бездельник в сельской лавке. Он просто сидел, свесив длинные руки, и его серое лицо было полно пустоты.
— Кто-то что-то говорил про деньги, — сказал я Морни. — К чему все это? Я-то знаю, чего вы добиваетесь: просто пытаетесь убедить себя, что можете меня запугать.
— Поговорите со мной еще в таком тоне — и вы скоро будете красоваться в жилете со свинцовыми пуговицами.
— Подумать только, — расстроился я, — бедный старина Марлоу — и в жилете со свинцовыми пуговицами.
Эдди Пру издал горлом какой-то сухой звук, который мог означать смешок.
— А что касается того, чтобы я занимался своими делами и не совался в ваши, — может статься, мои дела и ваши просто где-то пересеклись. И не по моей вине.
— Каким же образом? — Морни быстро поднял на меня глаза и тут же опустил.
— Ну, например, ваш телохранитель звонит мне по телефону и пытается нагнать на меня страху. Потом звонит еще раз и говорит что-то о пяти сотнях и о том, как мне было бы полезно подъехать сюда и побеседовать с вами. И, например, вышеупомянутый телохранитель или кто-то, как две капли воды на него похожий — что весьма маловероятно, — ходит по пятам за одним моим коллегой, которого сегодня нашли убитым на Курт-стрит.
Морни отвел в сторону руку с сигаретой и посмотрел прищуренными глазами на огонек. Каждое движение, каждый жест — прямо из каталога.
— Кого нашли убитым?
— Некоего Филипса, молодого светловолосого парнишку. Он бы вам не понравился. Он был ищейкой. — Я описал ему Филипса.
— Никогда о таком не слыхал, — сказал Морни.
— А также, к слову, о высокой блондинке, которую видели сегодня выходящей из дому сразу после убийства.
— Какая высокая блондинка? — Его голос чуть изменился. В нем послышалась настойчивость.
— Не знаю. Ее видели, и человек, который ее видел, сможет при случае опознать ее. Конечно, не обязательно, что она имела отношение к Филипсу.
— Этот Филипс был сыщиком?
Я кивнул.
— Я сказал это уже дважды.
— Почему его убили и как?