Высокое окно

— Если можно, подержанными банкнотами, — мечтательно произнес он. — Лучше всего двадцатками, но, если случайно попадется бумажка в пятьдесят долларов, тоже ничего страшного.

Я хмыкнул и направился к двери. На полпути повернулся, пошел назад и перегнулся к нему через стол:

— Как она выглядела?

Удивился.

— Как выглядела девушка, которая продала вам монету?

Удивился еще больше.

— Хорошо, — сказал я. — Не девушка. У нее был помощник. Мужчина. Как выглядел мужчина?

Он сжал губы и опять построил из пальцев пирамиду:

— Мужчина средних лет, крупный, рост примерно пять футов семь дюймов, вес около ста семидесяти фунтов. Назвался Смитом. Синий костюм, черные туфли, зеленые рубашка и галстук, без шляпы. В нагрудном кармане коричневый носовой платок с каймой. Волосы темно-каштановые с проседью. На макушке лысина величиной с доллар. На челюсти шрам с палец шириной. Кажется, слева. Да, слева.

— Неплохо. Как насчет дырки на правом носке?

— Не додумался снять с него туфли.

— Досадная оплошность.

Он промолчал. С любопытством и неприязнью, словно новые соседи, мы пялились друг на друга.

Рядом с ним на столе по-прежнему лежала моя пятерка. Я протянул руку и схватил ее.

— Теперь она вам не нужна, — пояснил я. — Раз счет идет на тысячи.

Улыбка мгновенно исчезла с его лица. Пожал плечами.

— Итак, завтра в одиннадцать утра, — сказал он. — И без глупостей, мистер Марло. Не думайте, что я не сумею себя защитить.

— Охотно вам верю, — сказал я, — раз торгуете динамитом…

Я вышел из кабинета, пересек пустую приемную, открыл входную дверь и тут же закрыл, не выходя наружу. Удаляющиеся по коридору шаги не помешали бы, но дверь в кабинет все равно закрыта, а на мне бесшумные туфли на каучуке. Надо надеяться, он обратил на них внимание. Ступая на цыпочках по потертому ковру, я прокрался к кабинету и спрятался между дверью и закрытой конторкой секретарши. Детский трюк, но иногда и он удается, особенно после долгих разговоров с взаимными уловками и подначками. Попытка не пытка. В случае неудачи опять начнем ехидничать — только и всего.

Трюк удался. Некоторое время было тихо, если не считать того, что он высморкался. Потом в полном одиночестве опять зашелся смехом больного петуха. Прочистил горло. Стул скрипнул, и послышались шаги.

Дверь приоткрылась, в комнату заглянула седая немытая голова. Застыла. Застыл и я. Затем голова исчезла, и на дверном косяке появились четыре грязных ногтя. Дверь закрылась, щелкнула и заперлась. Я облегченно вздохнул и приложил ухо к деревянной панели.

Опять скрипнул стулом. Затрещал диском, набирая номер телефона. Я рванулся к аппарату на конторке и поднял трубку. На другом конце провода послышались гудки. Шесть гудков. Затем мужской голос сказал:

— Да?

— Флоренс-апартментс?

— Да.

— Попросите мистера Энсона из комнаты 204.

— Подождите у телефона. Сейчас посмотрю.

Мы стали ждать. В трубку ворвался рев бейсбольного матча, который транслировался по радио. Приемник находился не рядом с телефоном, но все равно шум был сильный.

Затем я услышал глухой звук приближающихся шагов, громкий треск в трубке и голос:

— Его нет. Что-нибудь передать?

— Я перезвоню, — сказал мистер Морнингстар.

Я быстро положил трубку, метнулся к двери, бесшумно открыл ее и столь же бесшумно прикрыл, в последний момент взяв дверь на себя, так что щелчка собачки невозможно было услышать даже на расстоянии нескольких шагов.

Тяжело дыша, прошел по коридору и, прислушиваясь к себе, нажал кнопку лифта. Достал визитную карточку, которую дал мне в холле гостиницы «Метрополь» мистер Джордж Энсон Филлипс. Заглядывать в карточку не имело никакого смысла. Адрес я помнил и так: Корт-стрит 128, Флоренс-апартментс, комната 204. Я просто стоял и ковырял карточку ногтем, пока из шахты, запыхавшись, не выполз старый лифт, который тарахтел, точно тяжелый грузовик на крутом повороте.

Было без десяти четыре.

8

Банкер-Хилл — старый город, гиблый город, жалкий город, подлый город. Когда-то, очень давно это был богатый, привилегированный район Лос-Анджелеса. И сейчас еще в нем сохранилось несколько ажурных готических особняков с массивным крыльцом, обитыми дранкой стенами и высокими угловыми эркерами с витыми башенками. Теперь здесь меблированные комнаты. Некогда до блеска натертый паркет давно потрескался и поизносился, а широкие, просторные лестницы потемнели от времени и дешевого лака, которым покрывали десятилетиями собиравшуюся грязь. В комнатах с высокими потолками унылые хозяйки препираются с изворотливыми съемщиками. На просторных, прохладных галереях, выставив на солнце разбитые башмаки и уставившись в пустоту, сидят старики — как остатки разбитой армии.

В старых домах и вокруг них разместились грязные забегаловки, итальянские фруктовые лотки, убогие жилища и кондитерские лавчонки, где продается кое-что похуже дешевых конфет. Попадаются и кишащие крысами гостиницы, где все постояльцы записываются Смитами и Джонсами, а ночной портье совмещает обязанности полицейского осведомителя и сводника.