Высокоточная смерть

Николаев мог перечислять деньги, скорее всего, на имя Тамары. Тогда многое в его поведении становилось понятным и логически объяснимым. Например, безжалостная расправа над снайпером Боба. Я точно не помнил, но когда-то Тамара говорила мне мимоходом, что у Николаева остался ее заграничный паспорт. Правда, у него уже кончался срок действия, но, видимо, Николай Николаевич сумел каким-то образом тогда же или продлить его, или заменить паспорт через свои криминальные связи и открыть на имя Тамары счет в каком-то банке за границей. Неужели он надеется, что она променяет меня на деньги? Сам я в Тамаре был уверен на сто процентов. Хотя точно так же, должно быть, был уверен в своем на нее влиянии и Николаев, если рискнул. Лично я вижу ситуацию таким образом. Николаев рассчитывает меня убить, потом по моим документам, может быть, заменив фотографию в паспорте или сменив паспорт, а может быть, и пластическую операцию сделав, уехать вместе с Тамарой за границу как ее официальный муж. То есть желает на какое-то время, если не навсегда, стать отставным подполковником Кукушкиным. И уже из-за границы сможет послать сообщение моим друзьям, знакомым и родственникам, что вынужден был уехать за границу, чтобы спасти свою жизнь, и такое же сообщение передать в ФСБ и в Службу «господина Генералова». Там и там поняли бы «меня» правильно, и поиски прекратились бы. А труп с похожими на его собственные антропометрическими данными Николаю Николаевичу легко будет организовать. Причем так, чтобы никто не усомнился. У него же, кажется, нет никаких близких родственников, с которыми можно сверить его ДНК, и отпечатки пальцев на сожженном трупе сохраниться не смогут. Но какие-то доказательства того, что это действительно труп Николая Николаевича Николаева, обязательно будут найдены. Например, старый ботинок неподалеку от места сожжения трупа. И у трупа на ноге одного ботинка не будет. А второй будет таким обгоревшим, что составить пару не представится возможным. Уж что-что, а подать обман за достоверную и неоспоримую правду отставной подполковник Николаев умеет в совершенстве и, несомненно, сможет все сделать так, что и придраться будет не к чему. И заключение следствия, если такое вообще состоится, будет сведено к тому, что Николаев убит кем-то из криминального мира из-за каких-то разногласий в оплате труда киллера. Убийцу, естественно, найти не смогут.

Это мое умозрительное заключение никак не опровергало то, что Николаев пытался взорвать меня в «уазике». Я был ему не нужен. Более того, живым он меня мечтает больше не встретить и с удовольствием продемонстрировал бы Тамаре мой обгоревший труп. А с помощью Тамары, которая труп бы не опознала, он надеялся восстановить мои документы. Это был единственный для него вариант вернуть себе Тамару. То есть доказать, что меня больше нет, и ей следует положиться в этой жизни только на него одного. Убить меня на ее глазах он тоже не хотел, я думаю. А это значит, если я в своих расчетах не ошибаюсь, что Тамара, таким образом, становится как бы моей защитой. Другое дело – Бобин. Он может позволить себе меня убить, а Николай Николаевич убьет Боба, якобы пытаясь меня спасти, и тем самым попытается занять в сердце моей жены мое место. То есть открыто опасаться мне необходимо не Николая Николаевича Николаева, а только Виктора Вячеславовича Бобина. При этом я даже допускаю, что, стреляя в Боба, Николаев может промахнуться и попасть в меня. Это тоже вариант, требующий от меня предельной осторожности.

Я оставил автомат на дороге, прислонив его к «Камаро», приготовил пистолет, который для боя на ближней дистанции более пригоден, и двинулся к деревне через небольшое поле, но не по дороге, это поле пересекавшей, а прямиком через пашню. Поскольку деревня была нежилой, я подумал, что пашня принадлежит какому-нибудь фермеру одной из двух близких деревень. Наушники по-прежнему доносили до меня стрельбу из крупнокалиберного пулемета и планомерное постреливание снайперской винтовки «Выхлоп», видимо, Славик никак не мог добиться правильного рикошета. Наконец пулемет смолк. Я уже было обрадовался, что очередной выстрел снайпера оказался удачным, но тут же раздался выстрел из подствольного гранатомета, а следом за ним несуразно длинная автоматная очередь. Такая очередь, как я понимал, была произведена только для того, чтобы заставить спецназовцев ФСБ не поднимать над позицией голову. А пули такой очереди обязаны лететь в цель только в самом начале. Две, от силы три пули, а остальные просто расстреляют воздух, потому что автомат обязательно потянет влево и вверх. В такой ситуации сила выхлопных газов такова, что никакие самые сильные и тренированные руки не способны удержать ствол оружия в нужном направлении. Но вот выстрел из «подствольника», судя по резкому звуку, производился при упоре приклада в землю, то есть навесом. А так стрелять умеет далеко не каждый, только опытные, хорошо обученные бойцы.

– Славик! – позвал я снайпера. – Что там у тебя?