Высота

Хмелик как будто очнулся. Он потер руками лицо и страдальчески улыбнулся:

— Ничего, это все от забот. Не знаю, что мне с Верой делать. На работе ей было бы лучше. Все-таки среди людей. А то все сидит и думает, что с ней. А знаешь, как на меня это влияет?

Резек молча кивнул. Хмелик ускользнул от него куда-то туда, откуда его уже нельзя было вытащить никакими вопросами. Резек знал, что жена Хмелика тяжело больна, причем врачи никак не могли поставить точный диагноз ее болезни. Ему было действительно жаль командира, но в то же время он осознавал, что есть что-то более важное, нежели его личное отношение к этому человеку. Это, прежде всего, его жизнь, которая сейчас находится под угрозой. И конечно, эскадрилья. Ее моральный климат, боеготовность. Все личные дела и отношения по сравнению с этим — ерунда.

Капитан был убежден, что Хмелик болен и скрывает это. И причины Резеку тоже были понятны: сам когда-то такое пережил. Однако он знал, что откладывать решение вопроса ни в коем случае нельзя. Для этого, собственно, он сейчас здесь, у командира. Он подумал о молодых пилотах, которые пришли из училища в полк и в их эскадрилью совсем недавно. Им нужен человек, на которого они могли бы равняться, им нужны поддержка и умелое руководство со стороны командира, потому что училище — это еще только начало. ЧП, случившееся с рядовым пилотом, не будет иметь столь серьезных последствий, как, скажем, ЧП с командиром или с кем-нибудь из опытных летчиков.

Он не мог понять одного: как Хмелику удается скрывать состояние здоровья на медосмотрах перед полетами? Резек знал, что иногда некоторым пилотам удается обмануть врача, если он не специалист. Но как же Хмелику удается утаивать явные симптомы болезни, которые так часто у него проявляются? И тут Резек вспомнил, что Хмелику бывает не по себе после полетов, когда врач уже не видит летчиков. Так вот оно что! Значит, болезнь Хмелика непосредственно зависит от полетов, от перегрузок, которые организм испытывает в полете.

Капитан задумался и даже не услышал, о чем говорил Хмелик. А майор, снова открыв окно, ворчал:

— Топят как сумасшедшие, а придут настоящие холода, начнут ремонтировать котел, как всегда… Ну и погодка!

Капитан встал и подошел к окну. Дождь усилился, порывистый ветер подхватывал дождевые капли и швырял их в стены домов.

— Ужас. А завтра ночные полеты, так ведь?

Хмелик кивнул.

— Кто сегодня на боевом дежурстве?

— Слезак и Владар, — ответил майор.

— Опытные ребята.

— Опытные-то опытные. Я вот боюсь, вдруг дождь прекратится и температура понизится. Появится туман. Если их поднимут, им придется нелегко. Надо съездить к ним вечером, посмотреть.

— Не стоит, Гонза, лучше отдохни дома. — Резек посмотрел в глаза Хмелику. Он чувствовал, что настал момент, когда можно говорить прямо.

— Я сам знаю, что мне делать, — отрезал Хмелик.

— Нельзя же поспеть всюду. Так ты долго не выдержишь.

— Черт возьми! Ведь я тебе уже говорил, что у меня все в порядке. Ну иногда болит голова, и только. Хватит с меня этих твоих объяснений и вопросов.

— Боюсь, как бы с тобой чего не случилось.

Хмелик оперся о шкаф и вздохнул.

— Теперь послушай, что думаю я. Пока я уверен в своих силах, свой пост не покину, даже если ты будешь настаивать.

Резек хотел ответить, но в это время на столе зазвонил телефон. Майор взял трубку. Резек заметил, как на его лице отразилось волнение. На лбу появился пот.

— Скажи, что я иду, — проговорил он и тут же положил трубку. — Звонила старшая дочь. Жене опять плохо, — сказал он и вздохнул: — Вот видишь, и так все время. — Он пошел за плащом, но остановился и обернулся к Резеку: — Послушай, Руда, когда почувствую, что больше летать уже нельзя, уйду сам. Я знаю, что мне придется уходить, что главное — это эскадрилья, но раньше времени я не сдамся. Попытаюсь сделать все возможное, чтобы у наших солдат и офицеров не было повода для жалоб. Попытаюсь! Это все, что я могу тебе обещать. А теперь прости, мне надо идти.

Он закрыл окно, взял со стола пепельницу и высыпал ее содержимое на бумагу. Потом смял бумагу и бросил ее в корзину. У двери он снова остановился и осмотрел свой кабинет. Резек заметил, что взгляд этот был не совсем обычным. Хмелик не просто контролировал, все ли вещи на месте, нет, он как бы спрашивал взглядом: «Долго ли я еще буду сидеть в этом кабинете?»

Возвратившись к себе, замполит долго размышлял, что делать. Проблема действительно была весьма щекотливой. Конечно, можно просто пойти к врачу или командиру полка и заявить, что командир эскадрильи подвергает опасности свою жизнь. Но на это Резек не решался. Они слишком долго были друзьями, чтобы он мог сделать такое, хотя и понимал, что в данном случае именно это обстоятельство давало ему право поступить так.