— Я слышала, что ваш отец — выдающийся специалист, — произнесла Итка с почтением и подумала о своем отце, который тоже был прекрасным специалистом в своем деле.
Данек кивнул:
— Да, это правда, но он уже отошел от дел, он теперь на пенсии, хотя мог бы еще оперировать или читать лекции. Так что развал нашей семьи произошел не только из-за…
— Да-да, я понимаю, — перебила его Итка, чтобы ему не пришлось произносить имя своей бывшей жены.
Данек с минуту молчал, стиснув зубы, потом продолжил:
— А я начну жизнь сначала. Скоро мне исполнится сорок. Пришло время для солидной работы. Немного пугает одиночество, но надеюсь, что работа не оставит мне много свободного времени. Собственно, у меня всего лишь несколько недель… — Он замолчал и повернулся к ней лицом: — Я еще не сказал вам самого главного…
Итка поняла, что приблизилась минута объяснения, но не знала, что сможет ответить Данеку. Она была в некоторой растерянности, потому что не могла выбросить из головы Радека, и хотя он причинил ей боль, сейчас она почему-то перестала чувствовать это. Ее голова была немного одурманена вином и теплым весенним вечером. Итка промолчала, дав ему возможность говорить.
— Я вас, Итка, всегда глубоко уважал, а потом, сравнительно недавно, понял, что люблю вас.
Она наклонила голову, а он продолжал говорить. Его слова не были неприятными или непродуманными и не несли печати страсти. В них она слышала голос рассудка и спокойствия, и это производило на нее особенно сильное впечатление.
— Я уверен, Итка, что с вами был бы счастлив. Мне не нужен сейчас ваш ответ. Я… — тут Данек замолчал, но потом заговорил снова. И хотя речь шла о весьма волнующем его вопросе, он говорил спокойно и даже, пожалуй, красиво: — Я знаю, что любому человеку приходится пережить немало трудностей и разочарований. Люди не любят расставаться с теми, кто им нравится, кто им дорог. В юные годы это, наверное, сделать труднее всего. Но однажды разум и спокойствие помогают нам осознать, что у нас уже давно идет обычная, без романтики жизнь, полная труда. Жизнь, лишенная очарования, приключений и красоты. По сравнению с чем-то захватывающим такая жизнь кажется чересчур будничной. Но это ошибочное представление, ложное ощущение. Я не хочу, чтобы вы ответили мне сразу. Кажется, одиннадцатого апреля в нашем районном санатории будет концерт местного оркестра. Я вас на него приглашаю. Если вы приедете, это будет вашим ответом. Больше ни о чем вас сейчас не спрашиваю. Извините, если я вас обидел.
Итка понимала, что ей следовало бы ответить ему так же спокойно и рассудительно, но она только тихо произнесла:
— Я очень уважаю вас за то, что… что вы такой нежный и добрый. Конечно, сейчас я вам ничего не скажу. Для этого требуется время, и вы мне его предоставляете… И прошу вас, давайте прощаться.
Он молча кивнул и проводил Итку до самого конца длинной каштановой аллеи. Потом медленно повернулся и пошел назад.
Итка оперлась о калитку и взглянула вверх. Небо было сплошь усыпано звездами. Внезапно пришло чувство горечи. Она зажала лицо руками и расплакалась. Еще раз взглянуть на небо у нее уже не было сил.
Утром 11 апреля поручик Слезак встал, плохо выспавшись. Холодная вода и несколько минут усиленной физзарядки сделали, однако, свое дело, и на предполетном медосмотре врач ничего не заметил. Лишь Ян Владар продемонстрировал свою наблюдательность, заявив:
— Думаю, тебе нужно было съездить к Итке еще вчера или позавчера, тогда бы ты хорошо выспался.
Слезак приложил к губам палец, делая ему знак помолчать. Сейчас Радеку не хотелось думать ни о чем другом, кроме предстоящего задания. Он уже решил, что после второй попытки, как только появится свободное время, он непременно встретится с Иткой. Его вдруг охватило беспокойство, хотелось, чтобы она была рядом и он мог убедиться, что между ними все в порядке. Он еще раз объяснился бы с ней, развеял ее напрасные опасения, в сотый раз поведал о своей любви…
Когда они вышли из медпункта, мысли его были заняты предстоящим полетом.
Во время предполетной подготовки они прослушали прогноз погоды и в присутствии командира эскадрильи майора Коларжа, капитана Резека и метеоролога повторили полетное задание. Было решено, что в случае, если им удастся достичь высоты восемнадцать тысяч метров, поручик Владар предпримет попытку совершить виражи с умеренным наклоном, а Слезак пойдет на этой высоте до точки, откуда начнется спуск.
— Ну, товарищи, — сказал Коларж, напутствуя их, — ни пуха, ни пера! Удачи вам!
Это раннее утро на аэродроме походило на-все другие накануне полетов. Газик отвез на КДП майора Коларжа, его заместителя, метеоролога и капитана Резека.
Вскоре оба пилота стояли у своих самолетов, одетые в высотно-компенсирующие костюмы.
— Товарищ поручик, — доложил техник поручик Петраш, — самолет проверен и подготовлен для выполнения специального задания. Замечаний нет.
— Спасибо, Войта, — ответил не по-уставному Слезак, подписал документ о приеме самолета и стал взбираться по стремянке в кабину.