— У меня есть деньги, — мягко напомнил Казаринов. — Денег хватит на все: на портрет из бронзы, и на постамент из габро, и на гранитную ограду.
— Машенька, дай мне оценочный лист. Он в нижнем ящике стола, в левой тумбе, в розовой папке.
Мария Николаевна достала из стола розовую панку, извлекла из нее то, что просил муж, и положила документ на стол. Правоторов развернул лист и положил его перед Григорием.
— Зачем вы мне это показываете? — смутился Григорий, который всегда чувствовал неловкость, когда разговор заходил о деньгах.
— Чтобы вы знали, во сколько оценила портрет закупочная комиссия Третьяковки. Вы же хотите приобрести портрет?
— Да, я хочу его приобрести, — твердо произнес Григорий, пробегая глазами оценочный лист. — Эту сумму я могу передать вам сегодня, даже сейчас, потому что завтра для этого у меня уже не будет времени. Завтра я должен быть на передовой. — Видя, что Правоторов хочет что-то сказать, Григорий, боясь сделать паузу, напористо продолжал: — И еще у меня к вам просьба, дорогие Артем Константинович и Мария Николаевна. Умоляю вас памятью деда: возьмите на себя хлопоты по изготовлению памятника и постамента, по его установлению и всем тем транспортным расходам, которые будут необходимы. Разумеется, для этого вам придется нанимать рабочих и архитектора. — Григорий посмотрел на часы, отхлебнул глоток уже остывшего кофе. — Денег у меня на все хватит. Остались от деда в его сейфе.
— Ты нас поставил в весьма трудное положение, Григорий Илларионович, — глухо и как-то виновато проговорил Правоторов. — Там, где кончается разговор творческий, разговор душевный, и начинаются денежные расчеты, я, честно говоря, теряюсь. Что касается стоимости портрета, то я могу взять с тебя только половину оценочной стоимости. Дмитрий Александрович был моим другом… Мне даже и эту сумму взять совестно, если б не текли потолки и не нужно было менять прогнивший во всех комнатах пол… Машенька, что скажешь ты? — Правоторов, склонив голову, выжидательно смотрел на жену.
— Да не только пол и потолки… А печи?.. Обе развалились, а за подводку водяного отопления заломили такую сумму, что я даже растерялась.
Лицо Правоторова передернулось в болезненной гримасе.
— Маша, Маша!.. Ты не то говоришь!.. Я не об этом тебя спрашиваю.
Видя возникшую неловкость, Григорий встал и быстро вышел из кабинета. Через минуту он вернулся с планшетом, достал из него сберегательную книжку, три пачки новеньких сторублевых купюр, крест-накрест заклеенных голубыми бумажными лентами, и положил все это на стол. — Я единственный наследник деда не только по закону, но и по завещанию, которое лежит в книжке. В ней же лежит и нотариально заверенная доверенность на вас, Артем Константинович. По ней вы можете получить все деньги хоть завтра и взять из них столько, сколько потребуется на памятник деду.
Взгляд Марии Николаевны, склонившейся над журнальным столиком, остановился на голубых бумажных ленточках с цифрой «10 000».
— Как? Тридцать тысяч рублей?.. Да вы что, Григорий, Илларионович?! Ведь Артем Константинович сказал вам, что за портрет и отливку бронзового памятника он сможет принять от вас только половину оценочной стоимости.
С минуту Правоторов сидел в раздумье, словно решая, как ему поступить. Решение скоро пришло.
— Маша, открой машинку и сделай закладку в трех экземплярах.
Мария Николаевна, издавна привыкшая неукоснительно выполнять волю мужа, сняла с тумбы машинку, поставила ее на маленький столик у окна и вставила в каретку три чистых листа. Когда она приготовилась, Правоторов встал и, опираясь на палку, молча прошелся по ковровой дорожке кабинета. Голова его была низко опущена. Казалось, он что-то выискивал на полу.
— Пиши!
И Правоторов начал диктовать:
— «Председателю Моссовета П. Н. Пронину от внука академика Д. А. Казаринова лейтенанта Красной Армии Казаринова Г. И.»
— Написала?
— Написала.
— Дальше пойдет текст, поэтому немного отступи и начинай с абзаца. — Правоторов остановился у двери, повернулся и продолжал диктовать: — «Уважаемый Петр Николаевич! Прошу Вашего содействия в изготовлении и установлении на Новодевичьем кладбище бронзового памятника моему деду, академику Дмитрию Александровичу Казаринову, погибшему в октябре месяце 1941 г. при вражеской бомбежке на Бородинском поле.
Для возведения памятника, гранитного постамента и гранитной ограды, а также для транспортных расходов и всех работ, связанных с установлением памятника, мною передано двадцать тысяч рублей скульптору Артему Константиновичу Правоторову…» — Григорий хотел что-то сказать, но осекся, остановленный решительным жестом художника. — Пиши дальше. С абзаца.
— Пишу с абзаца, — тихо повторила Мария Николаевна.
Правоторов положил на письменный стол чистый лист и протянул Григорию черный карандаш:
— Напиши номер своей части и свою должность.
Григорий с полуслова понял скульптора и, поспешно написав то, что от него требовалось, подал лист Правоторову.
Пробежав глазами написанное, скульптор продолжал диктовать: