Высота одиночества (СИ)

За тысячи километров отсюда, в Стране восходящего солнца, спортсмены начали потихоньку покидать лед. Рината пошарила под яркими декоративными подушками и, достав телефон из-под одной из них, проверила, не было ли пропущенных звонков. Ни одного.

Япония, Фукуока, декабрь 2013 года

Богославская стояла в сторонке от основной тусовки на банкете, устроенного по поводу окончания соревнований в финале серии Гран-при. Финала, где её пара заняла лишь четвертое место, уступив второй паре сборной, — Ольге Максаковой и Ивану Устинову. Слова, сказанные Анной после проката, перекатывались, звучали отголосками затихшей бури. И самое печальное, что винить ее за эти слова Алла не могла, попросту не имела права. Какими бы обидными ни были обвинения, в них присутствовала значительная доля справедливости.

Алла осмотрелась и взглядом выцепила Аню из общей массы. Ее фигуристка, одетая в короткое темно-бардовое платье с маленьким круглым вырезом и россыпью блесток по подолу, будто бы и не расстраивалась. Собрав вокруг себя группу довольных её вниманием ребят, она громко смеялась и пила шампанское. Только Алла понимала, что все это — напускное. Аня была подавлена, огорчена и тяжело переживала поражение. В интернате при школе эта девочка, приехавшая из маленького города на Урале, появилась, когда ей только-только исполнилось восемь лет и с тех пор упорно шла к титулу чемпионки мира. Ее тяжелый характер давал знать о себе еще в детстве, а с возрастом она и вовсе стала капризной, завистливой и эгоистичной. Но все же были у Ани и положительные черты, например такие, как целеустремленность и огромная сила воли. Алла до сих пор помнила и в тайне восхищалась тем, как в сложный пубертатный период она старательно следила за своим весом, не позволяя себе лишнего, и уходила позже других ребят из тренажерного зала лишь потому, что боялась потерять форму. Но сейчас Титова копила злобу: на неё, на Матвея и даже на Ринату. Винить в своих поражениях других людей ей было куда проще, чем себя, но Алла и сама чувствовала за собой определенную неправоту…

Поднеся к губам бокал с красным вином, Алла сделала небольшой глоток. К горлу тут же подступила тошнота. Решив, что не стоит употреблять алкоголь на голодный желудок, она неспешно дошла до стола с закусками, поставила вино на поднос для пустых бокалов и взяла канапе с сыром и крупной зеленой виноградиной.

— Отлично выглядишь. — Рядом остановился Бердников. Оценивающе осматривая её, задержался на тонких запястьях, а после перевел взгляд на лицо.

— Ты тоже неплохо, — ответила Алла и сделала попытку уйти, но Владимир удержал её, обхватив за талию. Она напряженно выдохнула и шагнула назад. — Чего ты хочешь?

— Поговорить, — убрав руку, улыбнулся Владимир.

— Я не хочу с тобой разговаривать. Я хочу, чтобы ты оставил в покое и меня, и моих спортсменов.

Во взгляде, направленном на него, читалось раздражение. Алла схватила свой бокал и, залпом осушив, вернула обратно. Молча махнула рукой и направилась прочь.

— Ты даже минуту постоять рядом со мной не можешь? — вдогонку бросил ей Бердников.

Алла медленно повернулась. Будто не веря собственным ушам, тряхнула головой. Длинные серебряные серьги с фианитами качнулись в такт. Перекинув через плечо волосы, забранные в высокий хвост, Алла провела рукой по светлым прядям, а после подняла на Владимира глаза.

— А что изменится, Владимир Николаевич? Разве можно за минуту переписать годы страданий, на которые ты обрек меня и мою дочь? Меня тошнит от тебя, Бердников! Знаешь, каждый раз, когда мне кажется, что стало чуть-чуть легче, я вспоминаю тот вечер за три недели до Олимпийских игр в Ванкувере. Вот именно тогда ты умер для меня, Бердников, умер!

— Алла… — Владимир подался было к ней, но Богославская, не говоря больше ни слова, развернулась и устремилась вглубь яркой и безликой толпы.

Москва, январь 2010 года

— Кто родители Ринаты? — без стука ворвавшись в кабинет президента Федерации, с порога задала вопрос Алла.

Владимир оторвал взгляд от компьютерного монитора и, ничем не выказывая растерянности, посмотрел на нежданную гостью. Лицо Аллы было бледным и встревоженным, всегда идеально уложенные волосы — растрепаны, пальто распахнуто, а тонкий кашемировый шарф висел на шее так, что один его конец болтался где-то в районе талии, а второй едва доходил до груди.

— Я не знаю, — спокойно ответил Бердников, вставая изо стола.

Он пересек кабинет, закрыл распахнутую дверь и, взяв Аллу под локоть, попытался усадить на диван. Но Богославская вырвалась и, устремив на него какой-то дикий, совершенно непреклонный взгляд, повторила:

— Кто её родители, Володя?

Бердников молчал. Он смотрел ей в глаза и не мог произнести ни слова.