Высота одиночества (СИ)

Она практически побежала по коридору. Не обращая внимания на журналистов, толпящихся в микст-зоне, прошла в комнату отдыха и, выцепив взглядом расположившихся на диванчике Аню с Матвеем, быстрым шагом проследовала к ним, после чего скомандовала:

— Аня, снимай коньки.

Титова лениво оторвалась от телефона и подняла взгляд на тренера.

— Зачем?

— У вас с Ринатой один размер. Её коньки пропали. Разувайся.

— Еще чего, — фыркнула Аня. — Я ей свои коньки не отдам.

— Аня, не время сейчас воевать! Ты же спортсменка! — в бессильном раздражении воскликнула Алла, понимая, что, пускаясь в дискуссию, теряет драгоценные секунды. До выхода на лед Рины и Игоря оставалось не более четырех минут, и она была настроена решительно. — Снимай коньки!

Аня ядовито усмехнулась и покачала головой:

— Нет. Ищите другую дуру.

— Какой у неё размер?

Порывисто обернувшись, Алла увидела Решетникову. Та только что вошла в комнату и, видимо, слышала достаточно, чтобы разобраться в чем дело. Следовавший за партнершей Макс было попытался схватить ее за руку, но Алиса отдернула локоть. Подойдя к Алле, она настойчиво повторила: — Какой?

— Тридцать седьмой.

— У меня тридцать шестой. Если хотите…

— Давай! — прервала её Алла, тяжело выдыхая. Все же лучше, чем ничего. Алиса присела на диван и стала быстро расшнуровывать ботинки, Макс хмурился, но молчал. Было видно, что происходящее ему не нравится, однако открыто возражать он не стал. Алла мельком глянула в сторону Ани. Та снова уткнулась в телефон с таким видом, будто бы ничего не происходит. Похоже, ей действительно было все равно.

— Возьмите, — Алиса протянула белые коньки, и Алла, на ходу бросив короткое, но искреннее «спасибо», выбежала из комнаты.

Когда она распахнула дверь раздевалки, Рината в тысячный раз переворачивала содержимое сумки, будто бы ботинки могли остаться незамеченными. Услышав хлопок двери, она нервно обернулась и со злостью отшвырнула многострадальную сумку в сторону.

— Их кто-то стащил! Узнаю кто — убью! — угрожающе прошипела она. Глаза ее лихорадочно блестели, лицо было очень бледным.

— Тридцать шестой. — Сунув ей ботинки, сказала Алла и, уловив во взгляде немой вопрос, ответила: — Алиса Решетникова.

— А ты думала, это она тиснула коньки, — подал голос Игорь, застывший у скамейки возле Рининой сумки.

— Две минуты.

Алла, нервно заломив руки, наблюдала, как ее дочь быстро переобувает ботинки, и ловкими, отточенными движениями, шнурует их. Поднявшись со скамьи, она едва заметно поморщилась. Алла прекрасно понимала, что то, что они готовятся сделать, практически не отличается от самоубийства. Мало того, что коньки были на размер меньше, так еще и не подходили под Ринину стопу. Но выбора у них не было, и Алла понимала, что не имеет права запретить Ринате выйти на лед. Не в этот раз, не на этом старте. В другой момент, с другой фигуристкой она бы так и поступила, но не сейчас. Сейчас перед ней стояла Рината — её смелая и решительная Рината, способная справиться с любыми сложностями, вытерпеть любую боль. Её Рината, так похожая на своего отца.

— Готова? — Игорь взял руки Рины в свои и заглянул ей в глаза.

— Да, — уверенно ответила ему она.

Голос диктора застал их у выхода из подтрибунного помещения:

— «На старт приглашаются Рината Ипатова и Игорь Крылов».

Пробежав мимо удивлённых стюардов, они ступили на гладь катка, не слыша ни недоуменного выдоха трибун, ни хлопков сотен ладоней. Только гул крови в ушах, только тихий скрип лезвий. Только учащенное биение собственных сердец, отсчитывающих секунды до начала одного из самых главных сражений в их жизни — сражения с самими собой.

Глава 40

Сочи, декабрь 2013 года

До окончания минуты, отведенной фигуристам на подготовку к прокату после приглашения на лед, оставалось десять секунд. С трудом осознавая происходящее, они выскочили на каток и едва успели встать в начальную позу, как красивая музыка, окутав стадион, подхватила их и понеслась с ними в едином ритме. Только на этот раз Рината не чувствовала великолепных музыкальных переливов, не пропускала их через себя. Единственное, что волновало ее — нарастающая с каждым мгновением боль. Коньки были удобными и мягкими, вот только вовсе не под ее ногу. Пальцы упирались, а в подъеме что-то давило. Как Рина ни пыталась сосредоточиться на прокате, отключив все остальные чувства, попытки были тщетны. Ошеломленные случившимся, они не могли эмоционально настроиться на прокат и просто по инерции повторяли заученные движения. Не успели они опомниться, как, следуя постановке, зашли на стоящий первым в каскаде аксель.