Высота смертников

– Мы что, к границе подъехали?

– Да, должно быть, уже в Бресте.

И вагон завыл.

– Ой, мамочка моя родимая!

– Куда ж нас увозят?!

– Кому мы там нужны?

– Погибнем мы там…

Границу два товарных вагона пересекли с рыданиями и криками о помощи. Но их голоса слышала только ночь да заснеженные ели.

После Варшавы поезд останавливался на небольших станциях. Состав несколько раз переформировывали, гоняли по тупикам. Уже ехали по Германии, когда закончилось топливо. Потом повернули на юго-запад. И вот загнали в очередной тупик. Паровоз, хрипло посвистывая, ушёл куда-то в промозглую черноту ночи. Утром, едва рассвело, послышались голоса и лай собак. Со скрипом отодвинули дверь. И они увидели шеренгу людей в форме, в высоких шлемах. Это были немецкие полицейские.

Всем скомандовали на выход. С трудом передвигая ноги по скользкому от нечистот полу, они подходили к дверному проёму и вываливались на отсыпанный серым гравием откос, катились вниз, поднимались на ноги, окликали друг друга и испуганно бежали вдоль шеренги полицейских с собаками. Полицейские провожали их брезгливыми взглядами, отворачивались, зажимали носы. Шура слышала их возгласы:

– Русские свиньи…

– Из какого свинарника их привезли?!

– Бог мой! И их называют людьми!..

Их построили в колонну по пять, сделали перекличку. Четверых из их вагона не хватало. Охранники полезли в вагон и сбросили под откос четыре окоченевших трупа. Двоих везли от самой Варшавы, двое умерли уже в Германии. Погнали пешком по булыжной мостовой. Когда проходили мимо сквера с аккуратно постриженными деревьями и кустарниками, на фасаде старинного здания Саша увидела тяжёлые готические буквы: «Баденвайлер».

– Ганька, мы в Баденвайлере.

– Где это, Сашечка? – испуганно оглядывалась по сторонам Ганька.

– Юго-запад Германии. Граница со Швейцарией и Францией.

– Во Франции тоже немцы.

– Зато в Швейцарии их нет.

– А что, Швейцария в войне не участвует?

– Нет. Она держит нейтралитет.

– Откуда ты знаешь?

– Иван Лукич говорил. И до войны в газетах так писали.

– А если убежать туда? А, Шурочка? Там же войны нет!

– Об этом давай молчать. – И Шура кивнула на полицейского, который шёл шагах в пяти и немного впереди, ведя на поводке крупную овчарку с бурой, как у волка, спиной.

Глава шестая

– Нет, Прокошенька, не справимся мы с тобой. Брёвна вмёрзли, не осилить нам их. Надо попробовать где-нибудь землю подкопать. Где сильно не промёрзла. А ну-ка, разгребай листья.

– Мам, ты думаешь, там есть соль?

– Может, и есть. А может, и нет.

– А зачем мы тогда копаем?

– Спрячемся там. До утра. Ночь переждём, а утром уже пойдём.

– Куда? На хутор? На озеро?

– А куда ж ещё? Больше нам, Прокошенька, идти некуда. Ты ж видел, что в деревне делается.

Они выломали колья, разгребли листву и начали долбить мёрзлую землю. За этим и застали их полицейские. Они уже успели выдолбить порядочное отверстие, в которое Прокопий свободно просовывал голову, когда сзади послышались осторожные шаги.

– Мам, смотри, – мгновенно побледнел мальчик.

Зинаида оглянулась и присела от страха. Шагах в пятнадцати от них стояли двое полицаев. Один из них напряжённо улыбался, держа наготове направленную на них красноармейскую винтовку. Другой отдувался, вытирал пот и оглядывался по сторонам.

– Ты кто? – спросил её первый полицай.

Зинаида молчала. Произошло то, чего она боялась больше всего. Она ловила ртом воздух, который вдруг стал горячим, так что обжигало гортань и грудь. С трудом удерживая дыхание, Зинаида опустилась на снег.

– Что, беглая, спеклась? – хохотнул Соткин. – Ты чья же будешь? Старостина дочка? Ну что молчишь? Знаем, наслышаны. Хотя лично, так сказать, не имели чести…

– Мы тут… За дровами пришли… – Зинаида с трудом выдавила эти несколько нелепых слов и жестом приказала Прокопию, чтобы уходил.

– Стоять! – тут же крикнул Соткин. – И не вздумай бежать. Пуля всё равно быстрее бегает. За дровами они пришли… А может, за грибами? Или сенца коровке подкосить? Время-то как раз подходящее…

– Отпустите нас. Ну, пожалуйста, отпустите. – И Зинаида встала на колени. – Христом Богом прошу, отпустите. Мы ведь никакого зла никому не сделали.

– Разберёмся. Сделали или не сделали… Может, и отпустим. – И Соткин засмеялся, сверкая белыми крепкими зубами. – А ну-ка, Матвей, пройди там, посмотри. Если никого, бегом сюда. С красавицей разбираться будем…

Фимкин, ухмыльнувшись и скользнув взглядом по лицу и дрожащим рукам Зинаиды, побежал к оврагу, на ходу заглядывая под навесы и в обвалившиеся шалаши, оставшиеся с прошлой зимы, когда отряд Курсанта пытался обосноваться здесь.

«Господи, отведи сына моего, Прокопия, от зла этих людей, – молилась Зинаида. – Святая Владычица, Христа Бога нашего Мати, попроси Сына своего, со хранителем мои ангелом, спаси души наши, огради…»

– Молишься, красавица… Значит, грешная. Значит, и до нас уже нагрешила. Ну, тогда тебе терять особо нечего. Молись, молись… – Соткин опустил к ноге приклад винтовки, достал из кармана шинели кисет с табаком и начал старательно сворачивать «козью ножку». – А парень с тобой чей же? Неужто твой?