Высота Стекла

Парень задумался и ведь действительно, он бы мог наскрести себе на фантастический отдых в самой близи океана, в том местечке, где заканчивается земля и начинается иная сторона жизни, где космос и умиротворяющий хлад делают из живого существа звездоподобное великолепие.

После этого ни Диана, ни Миста С не проронили больше ни слова. Каждый из них размышлял о произошедшем, и оставшаяся дорога прошла в почти полной тишине, которая нарушалась только лишь свистящим ветром, приносившим собой аромат цветочных полей и все той же карамели. Лагуна ждала своих детей, а ее дети ждали отдохновения.

Глава седьмая

Питательные трубки отсоединили от махового тела: она каждый раз приходила в состояние близкое к невесомости, когда морские волны воспаряли вверх, а потом обратно вниз. Большие и маленькие волны приводили с собой ощущение близкое к очумелой помрачительности, похожее на то, когда один влюбленный распахивает сердце другого влюбленного. Яркая краска на зубах, несомненно отменного бирюзового оттенка, свидетельствовала о принадлежности к безопасной организации под названием Лагуна.

Паршивые черточки в зубах вертелись как ужи на сковородках. Нет главных – только иерархия из молодых умельцев и окольцованных бывших преступников самых разных мастей. За делопринятием сидит грузный получеловек-полуобезьяна, он всегда с дотошностью проверяет новые поступления, чтобы ни одна заковырка не посмела учинить бумажный переворот. Или еще чего лучше: оборот вокруг оси Черного Подреберья, хотя это кажется чем-то из разряда фантастики, ведь Подреберье – это не планета и не система, а просто вытянутые ребра, которые нахватывают иллюзорность на всех, кто в нем находится.

Стоит только отлететь подальше, и в отражении взгляда плывут темные, скалящиеся реберки и протяженные же с ними подхвостки, в лицах Земляного Рва, Оранжа, Лагуны и Павильона Мяса. Сильным полом в это мире является плохая освещенность вкупе с многогранным арсеналом галлюциногенов.

Простота – искусство для искушенных жизнью. Лагуна, за всем прочим, так же занималась изготовлением малых доз противоядия против такого громового засилья сахарной иллюзии. Но деятельность морского света четко регулировалась правительством Оранжа – никуда без него!

Лакомые кусочки живого сознания, не подверженного иллюзорным током внешних кручений мировых же идей, были особенно ценными. Не думать в этом мире – нельзя, ибо придут за вами дорогие молодцы из великолепной Лагуны и поставят метку о синей звезде на левом предплечье. А теперь хотелось бы поведать о тех немногих, чья жизнь протекает под течением свежего морского ветра.

Волны общемирового великолепия образуются непомнящим ничего старцем, имеющим продолговатый вид волшебника из неназванной страны. На нем вечный шарф из синих, бардовых, белых и бирюзовых полос. Он чавкает медленно, со вкусом пережевывая длинные очереди, выплескиваемые катафалком. Вкус сего был близок к солоноватой водице. Едой для старца являлись земные слезы прощальных пожеланий.

Мир иной – не там, и не где-то в застенках замученного гроба, а во всеобщем пространстве, именующимся Космосом. Создания небес рождаются в бесплотных недрах облачного света, а потом спускаются в физический мир, облекаясь в форму. Они живут в плотных сферах из торфа и солнечного льда, набираясь опыта и понимания, а умирая, вновь возвращаются в свою нежную обитель – прозрачный, светящийся мир вечного вращательного момента, где звездные сферы кружатся в блаженных танцах. Это колыбель для умащенных радостной любовью. Чувством рассредоточенного повествования оно все блистает в невидимых нашим обычным взором пространствах. Но некоторая часть этого света доходит и до нас, в форме интуитивных прозрений и расплывающегося по сердечным мышцам ощущения счастья.

Старец собирает слезы прощающихся в сосуд из голубоватого стекла, шепчет сказки собственных недр над колыхающимися водами, а потом закрывает сё крышкой, созданной из средоточия ангельского света, чтобы все оно вызревало, тлело медленным очищающим огнем. А по прошествии немногочисленных лунных затмений данный сосуд вынимается и кладется на круглый столик из глубокого черного обсидиана. Долго старец смотрит на сосуд, а потом одним махом скидывает его и тот разбивается об пол.

А полы у старца не из обыкновенной материи, а из воздуха и пара. Так и получается, что воды льются прямо в жертвенник земной стоянки. Океан наш множится деятельным-ленным днем, а ночью выплескивает красоту из сердца своего. И будет продолжаться это движение пока не иссякнут слезы у человеческих детей. Все на благо настоящей цивилизации!

«Ты стал этим всеобщим ароматом из радости и весенней славности дней. Или воздухом, чья память так безгранична, который приносит нам веяние успокоения тех далеких любимых, которых уже нет с нами. Их нежность взглядов, их ласковые прикосновения к загрубевшей коже овевают нас восхитительной красотой прошлого, плавно перешедшего в настоящее.