Высота

Рядом с Борисом стоял Метельский. Никто над ним не трунил, никто на него не косился. Метельский, когда он хлопотал у своей лебедки, был исполнительным и Добросовестным работником. Что же делать, если он панически боится высоты! Встречаются и среди монтажников люди, которые страдают высотобоязнью. Это — как морская болезнь, от нее нет лекарств.

Пасечник сделал еще несколько глубоких затяжек, затоптал окурок и неожиданно запел озорным голосом:

Поднимали мы коле-ечко,
А в колечке тридцать тонн,
Тридцать тонн…

Пасечник сделал паузу, подмигнул Кате и продолжал:

А быть может, тридцать пять —
В самом деле тридцать пять —
Да!

Катя во все глаза смотрела на Пасечника. Она хотела бы скрыть, что он ей нравится, но как это сделать? Встречая его самоуверенный и чуть насмешливый взгляд, Катя смущалась. К тому же она только от горна, вся в копоти, саже и такая растрепанная.

Она уже решилась было подойти, но в этот момент Пасечник отвернулся. Потому ли, что увидел папиросу в ее руке? Или потому, что его окликнул очкастый корреспондент?

Во всяком случае, ясно, что Пасечнику сейчас не до нее, она совсем-совсем не нужна ему в эту праздничную минуту. И, почувствовав себя одинокой на этом торжестве, Катя неожиданно расплакалась. Она никак не могла унять слез.

— По какому вопросу плачешь? — деловито осведомился Гладких.

Он остановился против Кати, но в лицо ей не смотрел и особенно ее ответом не интересовался, а продолжал суетливо оглядываться по сторонам — очевидно, разыскивал кого-то.

— Топай, куда шел! — Катя круто отвернулась и повязала свою желтую, закопченную косынку.

Было досадно, что этот самый Гладких увидел ее плачущей. Еще своим разговором привлечет внимание Пасечника!

— Голословно плачешь, товарищ Петрашень, — строго сказал Гладких. — Царгу подняли на сегодняшний день. Все живы-здоровы. Какие тут могут быть еще слезы?

И он заторопился за кем-то вдогонку.

— Ну как, товарищ Пасечник? — спросил Нежданов, близоруко щурясь и протирая очки. — Взяли господствующую высоту?

— Штурмом! Разведка обеспечила успех!

— А связь? А второй эшелон? — показал Токмаков на Бориса и Метельского.

Борис обиделся:

— Какой же я второй эшелон? Я в первом был.

— Верно, птенчик! Как ветер поднялся, ты вспорхнул наверх, — сказал Пасечник и добавил не без ехидства в адрес Токмакова: — Тоже проявил, так сказать, нездоровую инициативу…

Токмаков усмехнулся.

— Ну, это болезнь распространенная. Особенно в моей разведке.

Пасечник, а за ним все вокруг рассмеялись. Нежданов записал что-то в блокнот.

— Ну и материал у меня сегодня! Очерк о монтажниках напишу. «Господствующая высота»!

— Уже заголовок придумали?

— А как же! Все начинается с заголовка… Товарищ Токмаков, ответьте на сугубо корреспондентский вопрос: о чем вы думали в минуту самой большой опасности? Ну, когда расчалка лопнула?

— О чем думал? — Токмаков потер лоб, вопрос застал его врасплох. — Черт его знает, о чем думал. Если не ошибаюсь, о том, что буду делать в следующую минуту…

— Замечательно! Значит, не растерялись. А я уже решил, что аварии не миновать.

— При таком урагане всего можно ждать. Но кран нас все-таки выручил. Такой оказался силач!.. Знаете, что я решил?

— Что?

— Смелее монтировать на земле. Сократить число подъемов. Если кран выдержал двадцать восемь тонн при таком урагане… В общем, если работать осторожно, а не очертя голову, как сегодня… Можно такие тяжеловесы подымать! Весь график монтажа сожмем.

— Обязательно напишите об этом в «Трибуну опыта».

— До трибуны еще далеко, — отмахнулся Токмаков. — Надо все как следует подсчитать с карандашом…

Борис тронул Токмакова за рукав.

— Константин Максимович! Хотел у вас спросить… Вот Александр Матросов… Ну, тот герой… Лег грудью на пулемет… Предположим, остался бы Матросов в живых. И работал на нашей стройке… Как вы думаете, кем бы Матросов сейчас работал? Ведь правда, верхолазом?

— Очень может быть.

— А я буду верхолазом?

— Всему свое время. Разве на фронте новичков посылали в разведку? Верхолаз на стройке — тот же разведчик. Тебе сегодня страшно было?

— Ни капельки!

— Вот и плохо… Ни капельки! Думаешь, это храбрость? Просто опасности не понимаешь. А мне страшно было. Иначе сегодня и быть не могло… Думаешь, Матросову не страшно было на амбразуру броситься? Иногда в разведке кровь в жилах стыла, однако дело делали!..

Токмаков снова посмотрел на верхушку домны.

Как болит шея! Раньше он этого почему-то не замечал.

Последняя царга увенчала домну, ставшую от этого выше и стройнее. Над царгой, опутанной стропами, по-прежнему висел крюк крана, будто он собрался поднять всю домну целиком. Виден был и кусок провисшего, отдыхающего от тяжести троса, — еще недавно он был натянут, как струна.

Небо, полное свежести и простора, без единого облачка, синело над головой.

«Это когда же исчезли облака? Убейте, не помню! И ведь все время смотрел вверх!»

Токмаков с любопытством огляделся.

Паровозы, как им и полагается, бежали впереди своих дымков.