Высота

Токмаков вглядывался встревоженно куда-то правее действующих домен, туда, где находится площадка строящейся домны, и голос тревоги звал его туда скорей, как можно скорей.

Вдали показалась машина, судя по расстоянию между фарами — грузовик. Он шел от завода.

Токмаков выбежал на середину мостовой и поднял руку. Грузовик — теперь уже виден был его громоздкий контур — мчался прямо на него.

Шофер, не уменьшая хода, дал сердитый гудок. Токмаков, освещенный фарами, продолжал стоять как вкопанный. Грузовик надвигался с огромной скоростью.

— Костя! — не выдержала Маша.

Шофер резко затормозил; скрипнули от натуги тормоза.

— На домну!.. Скорее!..

— А я думал, пьяный, — сказал шофер с неожиданным добродушием. — Вот чудак! Машина-то в гараж идет.

— Авария. Подбрось, друг! — Токмаков кивнул на людей, сбившихся у края тротуара.

— Ну, садитесь, раз такое дело. — Шофер стал круто разворачивать машину.

Маша порывисто бросилась к Токмакову, обвила его шею руками и поцеловала в губы.

Кучка людей стояла в тряском кузове, держась друг за друга, и один из них был на голову выше спутников — Маша узнала Медовца. Токмакова она не увидела, его заслонил Вадим. И долго еще красный светлячок у номерного знака подрагивал в темноте, все уменьшаясь и слабея.

11

Тревожными гудками — один длинный и три коротких — гудели паровозы.

Истошные крики, ругань, чей-то пронзительный свист и возглас «полундра-а!», донесшийся откуда-то сверху…

Кран упал на пустырь, пересекаемый железнодорожной веткой, и верхушкой своей смял трансформаторную будку.

Дежурный диспетчер позвонил Терновому.

— Жертвы есть?

— Нету.

Терновой облегченно вздохнул.

— Дымов знает?

— Еще не знает. Едет с цементного завода. Будет с минуты на минуту.

Машина Дымова подъехала к тресту. Дымов не успел еще отнять руки от дверцы, как поджидавшая его секретарша сбивчиво, глотая слова, сообщила о падении башенного крана. Дымов прикрыл рукой глаза и глухо спросил:

— Жертвы есть?

— Нету.

— Терновому сообщили?

— Минуты три как выехал на домну.

— Гони вовсю! — Дымов яростно захлопнул дверцу. Шофер развил предельную скорость. Дымов сидел, опустив плечи, прикрыв глаза сжатыми кулаками.

Не сорвался бы пуск домны! И осталось-то несколько тяжелых подъемов. Как их теперь поднять, эти тяжеловесы? Что там? Небрежность? Или кран с дефектами? «Вы, Иннокентий Пантелеймонович, очень везучий. Вам всегда сопутствует удача», — сегодня бы министр ему этого не сказал. Всего двадцать восемь дней до пуска. Как назло, месяц короткий. Тридцать дней в сентябре. Хоть бы день еще!..

Спидометр показывал восемьдесят километров, но Дымов на него не смотрел…

Впереди по тому же шоссе мчался в своей дряхлой, но выносливой «эмке» Терновой.

Он держал обе руки на палке, поставленной между коленями, и всматривался в ветровое стекло.

Самое главное — чтобы люди не пали духом. Не потеряли уверенности в своих силах. Удастся ли быстро собрать подъемные мачты? Надо сейчас же монтажников повидать. У Токмакова голова хорошо варит. И Матвеев не мальчик в таких делах.

Шофер загодя, еще не подъехав к шлагбауму, начал давать нетерпеливые гудки, и «эмка» Тернового промчалась через проходную, не замедлив хода.

В заднее стекло били фары «победы» Дымова, преследующей «эмку» по пятам.

Падая, кран оборвал провода, на площадке было темнее, чем обычно. В полутьме, подсвеченной заводским заревом, одиноко торчала верхушка строящейся домны. Глаз искал по соседству ажурную мачту крана, и ее отсутствие сообщало всему пейзажу тревожную новизну.

Дымов, запыхавшись, шел вдоль безжизненно распростертого на земле крана. Он был бледен, мрачен, мощные плечи его стали более покатыми, отягощенные невидимой тяжестью.

Чрезвычайное оперативное совещание началось в полночь. Оно напоминало заседание армейского штаба в момент, когда противник прорвал линию фронта и нужно принять срочные меры, чтобы удержать позиции до подхода свежих подкреплений.

— Москва у телефона, — испуганно сообщила, прикрыв дверь, секретарша.

Дымов поднял трубку — она была тяжелее тяжелого — и спокойным голосом доложил министру об аварии во всех ее подробностях. Он прямо сказал, что, по мнению комиссии, дело не в башенном кране, а в плохой организации работ.

— Пантомима на площадке до добра не доводит. Я считаю, Александр Павлович, что подобные механизмы требуют радиосвязи…

Терновой старался по отрывочным репликам, по выражению лица Дымова понять, что говорит министр.

Предшественник Дымова, разговаривая с министром, позволял себе иногда если не ложь, то во всяком случае полуправду. Имел ли начальник право сердиться, если иные прорабы делали ему потом не слишком правдивые доклады?

Дымов положил трубку, тоскливым, ищущим взглядом оглядел соседей, пошевелил пальцами и неожиданно спросил:

— У кого закурить найдется?

После короткого замешательства кто-то протянул папиросы. Дымов закурил, а вслед за ним, осмелев, сразу разжег трубку Гинзбург, закурили и другие.

Дымов кивнул Медовцу. Тот тяжело вздохнул и громовым голосом продолжал читать акт: