Высоцкий

Идет какая-то чеховская драма с глубоким подтекстом. Говорится одно, а подразумевается совсем другое. Поначалу Высоцкий даже писал заявление о полном уходе из театра. Сказал шефу: вы начали в сорок лет и сделали театр, а я начну в сорок два. Любимов первого варианта не принял, а на годовой отпуск согласился сравнительно легко. Мол, решайте сами, только прошу играть Гамлета.

Это на поверхности. А душа Высоцкого не хочет никакой Одесской киностудии. Никуда не уедешь на «Зеленом фургоне», как его ни перекрашивай, как ни мучай шевцовский сценарий своими переделками. Все равно «Фургон» этот — советская карета прошлого. Ох, не будет кина… А Таганка — как сердитая, сто раз обманутая жена, какая ни на есть, а своя. Может быть, зарыдает опять, вцепится и не отпустит?

Любимов же, подписав заявление, сказал тем самым, что новых ролей у Высоцкого в этом театре больше никогда не будет, а вся ответственность за будущее Гамлета, Лопахина и Свидригайлова полностью ложится на исполнителя. В сущности, во всех трех случаях возможны замены. Отчитывая в очередной раз Золотухина, Любимов в сердцах бросает: «Один уже дохамился — Высоцкий. Вторым хотите быть?»

Приказ о творческом отпуске артиста В. Высоцкого вывешивается на таганской доске объявлений в канун старого Нового года — тринадцатого января.

А Марина отъехала в Париж, крайне недовольная всем, что здесь происходит.

Последний день рождения

Сценарий «Зеленого фургона» получается пока хреноватый. Бедного Шевцова он уже не раз обматерил, но тот, конечно, ни в чем не виноват: материал изначально гнилой. Есть, правда, только что сочиненная для этого фильма казачья песня, которая не так себе сбоку должна звучать, а весь ритм зрелищный настраивать:

Проскакали всю страну
Да пристали кони — буде!
Я во синем во Дону
Намочил ладони, люди.

Над сюжетом же надо бы еще повозиться, а времени уже в обрез. Ладно, покажем телевизионному начальству в таком виде, а потом будем еще улучшать — не по их замечаниям, а по своему разумению.

Страшно противен стал ему в последнее время Дом литераторов. Его сокращенное название — ЦДЛ он даже хотел как-то срифмовать со словом «цитадель», когда собирался на вечер Вайнеров двадцатого января. Остановился, однако, на следующем варианте:

Не сочтите за крик выступленье моё,
Не сочтите его и капризом.
Все, братьЯми моими содеянноЁ,
Предлагаю назвать «вайнеризмом».

Неприятное предчувствие подтвердилось. Когда он сидел в комнате за сценой, готовясь к выступлению, Вадима Туманова с сыном Вадиком затормозили у входа в писательскую цитадель. Мол, билет у них «на одно лицо». Вадим, естественно, сослался на Высоцкого, но это не показалось убедительным дежурившему у входа администратору. Инцидент уладился, но нервы Высоцкому порвали. Спев песню «Жора и Аркадий Вайнер…» и зачитав заготовленный «экспромт», он проследовал за сцену и удалился прочь. А, надоели вообще все эти оговорочки: исполнитель роли Жеглова, автор песен… «Поэт» — не скажут никогда. Поэтами у них называются толстяки, стоящие на страже цитадели и не пропускающие посторонних…

Начинается роман с Центральным телевидением, увы, запоздалый. Конечно, всё на почве того же Жеглова — в «Кинопанораме» Ксения Маринина готовит сюжет о «Месте встречи». Снять-то снимут. А вот покажут ли? Чувствуешь себя как пленник, привязанный к двум наклоненным деревьям: отпустят их палачи — и разорвет тебя напополам. Взрослым умом понимаешь: некого тут ловить. А детская надежда всё не умирает: чем черт не шутит, у нас ведь что угодно может дуриком пройти.

Составил программу, продумав ее стратегически и тактически. Надо, чтобы каждая тема, каждый цикл были представлены двумя-тремя песнями. Одну зарежут — другая пройдет, и в итоге все-таки будет более или менее цельная картина. Берем «Песню о Земле» и «Мы вращаем Землю» — они как бы на пару в разведку пойдут. «В желтой жаркой Африке…» — вместе с аборигенами, которые съели Кука… «Я не люблю» — вместе с «Парусом». «Утреннюю гимнастику» поддержит «Дорогая передача». Такая будет у нас диспозиция на линии фронта…

Продумал и одежду, с Оксаной советовался. Кожаная куртка, которую можно снять перед работой. Серая рубашка с зеленоватым оттенком, тонкий зеленый пуловер с треугольным вырезом. Все-таки премьера.

Перед ребятами обнаруживать волнение не хотелось. Мол, пустяки, только потому еду, что Славе обещал. Когда подъехали к останкинскому зданию, сказал сопровождавшему его Шехтману, что выйдет через полчаса.

В этом здании трудно кого-нибудь чем-нибудь удивить, но и женщина в бюро пропусков, и милиционер на контроле онемели при появлении Высоцкого. То же в лифте, где попутчики явно не поверили глазам своим: похож, но он ли? Зато в павильоне уже стоял негромкий, дисциплинированный гул. Все, кто мог, побросали работу и пришли на историческую запись.