Высоцкий

Но пресса — не главное. Важна живая молва, то есть то, что люди говорят, чувствуют после спектакля. И что интересно, спектакль этот получился для всех, а не только для своих, посвященных. В простом, живом, свойском Галилее стали узнавать себя люди самые разные: и физики, и лирики, и циники. Один нестарый товарищ из аппарата ЦК практически ни одного спектакля не пропускает: проблем с билетами у него, понятное дело, нет. Приходит за кулисы, зовет куда-нибудь «посидеть» (знал бы, что бедному Галилею в настоящее время эта простая роскошь недоступна: ведь ему Люся даже шоколадные конфеты предварительно раскусывает — нет ли там ликерной или коньячной начинки). А разговор у этого товарища такой примерно: мол, мы тоже, как Галилей, понарошку подчинились партийной инквизиции, а сами пытаемся эту систему подправить, пользу реальную принести. Вроде мужик нормальный, все понимает точь-в-точь как мы… Не уверен, что эту власть ему перехитрить, переиграть удастся, но если театр поможет ему повысить градус свободы в нашей холодной стране — то дай ему Бог, как говорится.

Так, может, это хорошо, что произведение разные люди совсем по-разному понимают, даже противоположным образом? Пусть каждый берет из спектакля, из песни столько, сколько сможет, сколько вытянет — умом, душой. Обращаться и к сильным, и к слабым, к умным и не очень умным. Чтобы каждому досталось по куску…

Двадцать третьего июня театр отправляется на гастроли в Грузию: Тбилиси, Сухуми… Все идет путем, и даже голос медных труб порою слышится: «Владимир Высоцкий — не только талантливый актер, но и композитор, и поэт… На этот раз В. Высоцкий исполнил несколько своих песен, каждая из них — небольшая новелла, несущая большую смысловую и эмоциональную нагрузку…» Это из газеты «Заря Востока», там была встреча с редакцией, куда Любимов взял его вместе со Славиной, Золотухиным и Смеховым. Может, свет, взошедший на востоке, и до Москвы дойдет, а то критики пишут там — даже в положительных рецензиях — темно и вяло. Например: «Темперамент иногда заслоняет мысль» — такое запомнилось суждение о Галилее в «Вечерней Москве». Ну как темперамент может мысль заслонить? Пустые, бессмысленные словеса…

Жизнь не перестает дергать за нервы и тем самым подбрасывать новые темки. В Сухуми как-то с ребятами подались в ресторан. У входа останавливает их официант со словами: «Закрыто». Как же закрыто, когда столы накрыты? Что-то невразумительное в ответ, но смысл ясен. В переводе на гоголевский язык: «Да это для тех, которые почище-с».

По возвращении в родную Москву — та же ситуация в новых декорациях. Сева Абдулов снимается в каком-то фильме вместе с Люсей Гурченко. И вот он с ней, с ее дочкой и Высоцким решает пообедать в ресторане «Узбекистан» на Неглинной. Там очередь. И никак она не убывает, никого не пропускают в зал. В то же время периодически появляются какие-то товарищи в черных костюмах и перед ними двери гостеприимно распахиваются. И вскоре они уже наслаждаются национальными блюдами в ресторанном дворике. Особенно Люсю это нервирует: ее десять лет назад вся страна знала по фильму «Карнавальная ночь», а теперь, видно, подзабыли. Она то и дело возмущается:

— Ужас, а? Хамство! Правда, Володя? Мы стоим, а они уже, смотри! Вот интересно, кто они?

Да какие-то депутаты или делегаты. Могли бы для них и вообще закрыть ресторан на «спецобслуживание». Все-таки удалось пообедать и артистам. О чем потом и песня сложилась. Так сказать, в соавторстве с жизнью:

А люди все роптали и роптали,
А люди справедливости хотят:
«Мы в очереди первыми стояли,
А те, что сзади нас, уже едят!»

В Тбилиси он получил приглашение от Одесской киностудии. Там затеяли фильм об альпинистах — под рискованным названием «Мы — идиоты», которое потом благоразумно поменяли на «Мы — одержимые». Ладно, кто они там — идиоты или одержимые, — разберемся на месте. Со стороны это лазанье по горам выглядит занятием довольно странным, но стоит же за этим какая-то страсть…