Высоцкий

Ижевское дело вышло на финишную прямую – присудили взыскать с Высоцкого две с половиной тысячи. Не заработал он эти деньги, а получил в результате хитрых махинаций. Спасибо, родная советская Фемида! Спасибо, что не засадила народного любимца за решетку! Там ему самое место: он ведь у нас уже изнасиловал кого-то и дорожно-транспортное происшествие организовал, чтобы дружков своих погубить. Давайте, вы уж подсоберите матерьял сразу на расстрельную статью! Пора, мой друг, пора – расстрела сердце просит... Суки... Бляди... Бляди... Суки...

Четырнадцатого июля он выступает в НИИ эпидемиологии и микробиологии. Первый раз показывает песню «Грусть моя, тоска моя». Назвал ее «вариациями на цыганские темы», хотя совсем не цыганский, а сугубо русский эмоциональный букет здесь представлен – отвращение к жизни, к женщине, к самому себе. Все вместе – зеленая тоска...

Одари, судьба, или за деньги отоварь! -
Буду дань платить тебе до гроба.
Грусть моя, тоска моя – чахоточная тварь, -
До чего ж живучая хвороба!
Поутру не пикнет – как бичами ни бичуй,
Ночью – бац! – со мной на боковую.
С кем-нибудь другим хотя бы ночь переночуй, -
Гадом буду, я не приревную!

До и после концерта по инерции исповедовался пригласившим его медикам по части недугов. Они с ходу ставят диагнозы, дают рекомендации. Трогательная забота, конечно. Но чего-то они все-таки не понимают в устройстве Высоцкого. Сколько уже врачей в глаза и за глаза авторитетно утверждали: с таким здоровьем не только выступать, но и жить невозможно!

Милые мои материалисты! Отнюдь не все жизненно важные органы нарисованы в ваших учебниках и атласах. Даже когда алкоголь и наркотик съели значительную часть тела, душа у вашего пациента может быть ничуть не меньше и не слабее, чем у окружающих здоровяков. Да, что-то с ней нужно сделать, и она заведется, вытащит все остальное. Душа, труп на себе таскающая, – так определил человеческую сущность один философ. Что же может сейчас душу привести в движение?

Надо обвенчаться с Оксаной. Ну и что, что он женат! А мы церковным браком. Пусть Оксана отправит Марине стихи его прощальные – как знак окончательного расставания. И кольца уже куплены.

Шестнадцатого июля выступление в Калининграде – другом, подмосковном, том, что рядом со станцией Подлипки. Нормальный, полноценный концерт, толковая, интеллигентная аудитория. Вот прозвучала последняя песня, последняя строка: «Я это никогда не полюблю!» Последние аплодисменты...

– Мне работалось здесь очень удобно, я разошелся и сейчас меня еле остановили... А сейчас я вас благодарю. Всего вам доброго.

Восемнадцатое июля, пятница. Вечером предстоит «Гамлет». Утром был Шевцов, откровенно потолковали о «Зеленом фургоне», договорились пока концов не рубить, но в целом дело ясное... Потом приехал Генрих Падва, с которым надо было договориться по поводу ижевского процесса: подавать ли на кассацию и прочее. Вот тут обвал всех сил приключился, и состоялся разговор.

Но спектакль есть спектакль, и приходится воскресать. Может быть, все-таки не надо так решительно разводиться с Мельпоменой? Когда назначено очередное свидание с этой стервой, как-никак, а собираешь себя из обломков. Вот он, до боли знакомый тупичок, трижды проклятый служебный вход, ставший – ничего не поделаешь – частью кровообращения.

– Здравствуйте!

В ответ – тишина. Что за бред? Уж с простым народом-то у Высоцкого противоречий никогда не было. А тут молчат скромные труженики закулисья, в упор не видя исполнителя главной роли. Списали уже? Не желают даже здравствовать кандидату в покойники?

Пора выходить. Где Федотов? Мне плохо.

И все-таки это спасение. Не будь сегодня «Гамлета», может быть, всё уже и кончилось бы. По сцене ноги еще носят кое-как... Но в такую жару в шерстяной униформе..."Ой, плохо! Ой, не могу", – повторяет он за кулисами, выпрашивая у партнеров, как милостыню, частичку энергии. Ну дайте копеечку, что вам стоит? У самих нету?

Появляется Толян со спасительным шприцем. Глоток энергии из своего же собственного будущего, из собственных последних ресурсов. Не в уколах дело. Он так всю жизнь свою проработал, забирая силы у себя пятидесятилетнего, шестидесятилетнего, расходуя неприкосновенный стратегический запас.

Молодец Демидова – после поклонов и цветов, когда все уже в лежку лежали, вдруг выдала шуточку, почти без улыбки:

– А слабо, ребятки, сыграть еще раз?

Вот это ему понравилось! Вот это укольчик в самое нутро! В момент ожил пациент:

– Слабо, говоришь? А ну как не слабо?

Не только к смерти мы готовы, но и к жизни самой изнурительной. Так всколыхнулся он, что Алла поспешила отмежеваться:

– Нет уж, Володечка, успеем сыграть в следующий раз, двадцать седьмого.

И точно! «Гамлет» у нас всегда впереди...

Уход