Читаем Высоцкий и другие. Памяти живых и мертвых полностью

Издалека, из-за океана, я мог позволить себе надсхваточную позицию, и мне, фанату независимости — зависеть от царя, зависеть от народа, — стало казаться, что моих московских либеральных знакомых, Таню включая, заносит идеологически. Несомненно — особенно в стихах — Таня была индивидуальна, групповуха была чужда ее таланту, но одновременно ей было одиноко одной на ветру — вот ее и прибило к ультралиберальному лагерю, тем более она была аэропортовское дитя и даже ее литературные метания были ограничены аэропортовскими границами. Связь была тесной, плотной, на физиологическом уровне — в очередной мой наезд Таня уговаривала меня встретиться с флагманом радикального либерализма критиком Наташей Ивановой, с которой я когда-то был довольно близок, но мне было так хорошо с Таней, а времени было в обрез, что я отказался. После расстрела парламента в октябре 1993-го, с которого и начался откат русской истории, Таня подписала коллективку «42-х» в поддержку Ельцина и расстрельщиков. Несмотря на возрастное — в дюжину лет — отличие от главных шестидесятников, Таню стали зачислять именно в эту литературно-политическую когорту: по клановым взглядам? по партийной спайке? по мафиозной тусовке, к которой она воленс-ноленс принадлежала, а куда еще ей было податься, прибиться? Не знаю, а судить издали боюсь.

Закон мафии: ни с кем дружить, а против кого дружить.

В мои московские времена Таня была независимей, судила-рядила на свой, а не чужой лад, ей понравились «Три еврея», а спустя полтора-два десятилетия — не уверен. А тогда она сказала, что все теперь встало на свои места, и пусть книгу никто не напечатает (я и не чаял тогда), но каждому — по заслугам, и кому надо — прочтет. Я решил, что она говорит про Бродского, который был персоной нон грата в России, а на Западе еще не успел раскрутиться и набрать славу. Оказалось — про скушнера, который о ту пору крепчал как государственный поэт и антипод Бродского. Таня рассказала, как у Саши шла статья в «Воплях», где она работала, и он все время звонил в редакцию, обновляя список упомянутых живых поэтов — чтобы никого не забыть и никого, не дай бог, не обидеть. Вот именно: вплоть до собаки дворника, чтоб ласкова была. В этом был весь скушнер-Молчалин, человек на все времена, обласканный всеми властями — от брежневских до нынешних.

Знала бы Таня, что через пару-тройку месяцев после ее самоубийства скушнер получит очередную госпремию от Чубайса, то бишь из кармана государства! До полного везения ему не хватает Нобельки или вечности.

Тогдашняя Таня рассказывала о нем с презрением, как о придворном еврее, а незадолго до ее смерти я прочел ее большое интервью с Кушнером в «Новом мире» — это не Саша изменился к лучшему (наоборот), а Таня — увы, к худшему. Спокойно отнеслась тогда к моей в «Трех евреях» характеристике «мелкого беса крупных габаритов» Лидии Яковлевне Гинзбург, а тут вдруг читаю в другой Таниной статье: «великая Лидия Яковлевна Гинзбург». Господи, если теоретик-эклектик и литературный слабак Гинзбург великая, то какой эпитет поставить перед именами Пастернака, Мандельштама, Цветаевой, Платонова, Бабеля, Булгакова, Мариенгофа? Того же Бродского? Что-то в Тане надломилось, я не всегда узнавал ее по публикациям, да и не так чтобы внимательно за ними следил. Закон Гекубы в действии. А потом прочел чью-то статью о том, как диаметрально изменилось в России отношение к Бродскому: от любви до ненависти один шаг. «На самом деле изменился не Бродский, изменились мы», — делает вывод автор и объясняет, в чем эта измена себе прежним, откуда эта ненависть к самим себе в прошлом и повержение кумиров. Такую измену претерпели страна в целом и ее граждане в отдельности. Поговорим об этом в другой раз. Что же до Тани Бек — помимо прочего, с возрастом она испугалась одиночества, на которое сама себя обрекла независимостью и максимализмом:

Глупая! В отрочестве отшельникМудрым казался.Кожи кичливой колкий, как ельник,Мир не касался.…Ныне мечтаю смешаться с вами —Мне меня мало! —Но ни объятьями, ни словамиЛьда не сломала.Ныне я вглядываюсь тревожноВ звезды и лица…Необходимо и невозможноВ мир перелиться!
Перейти на страницу:

Все книги серии Мир театра, кино и литературы

Бродский. Двойник с чужим лицом
Бродский. Двойник с чужим лицом

Владимир Соловьев близко знал Иосифа Бродского с ленинградских времен. Предыдущий том «Иосиф Бродский. Апофеоз одиночества» – итог полувековой мемуарно-исследовательской работы, когда автором были написаны десятки статей, эссе и книг о Бродском, – выявлял пронзительно-болевой камертон его жизни и судьбы. Не триумф, а трагедия, которая достигла крещендо в поэзии. Юбилейно-антиюбилейная книга – к 75-летию великого трагического поэта нашей эпохи – давала исчерпывающий портрет Бродского и одновременно ключ к загадкам и тайнам его творчества.«Бродский. Двойник с чужим лицом» – не просто дайджест предыдущей книги, рассчитанный на более широкую аудиторию. Наряду с сокращениями в этой версии даны значительные добавления, и касается это как текстов, так и иллюстраций. Хотя кое-где остались корешки прежнего юбилейного издания – ссылки на тексты, которые в этой книге отсутствуют. Что ж, у читателя есть возможность обратиться к предыдущему изданию «Иосиф Бродский. Апофеоз одиночества», хоть оно и стало раритетом. Во многих отношениях это новая книга – сюжетно, структурно и концептуально.Хотя на обложке и титуле стоит имя одного ее автора, она немыслима без Елены Клепиковой – на всех этапах создания книги, а не только в главах, лично ею написанных.Много поспособствовала работе над книгой замечательный фотограф и художник Наташа Шарымова. Значительный художественный вклад в оформление книги внесли фотограф Аркадий Богатырев и художник Сергей Винник.Благодарим за помощь и поддержку на разных этапах работы Сергея Бравермана, Сашу Гранта, Лену Довлатову, Евгения Евтушенко, Владимира Карцева, Геннадия Кацова, Илью Левкова, Зою Межирову, Машу Савушкину, Юрия Середу, Юджина (Евгения) Соловьева, Михаила Фрейдлина, Наума Целесина, Изю Шапиро, Наташу Шапиро, Михаила и Сару Шемякиных, а также постоянных помощников автора по сбору информации X, Y & Z, которые предпочитают оставаться в тени – безымянными.В состав книги вошли как совершенно новые, так ранее издававшиеся главы в новейшей авторской редакции.

Владимир Исаакович Соловьев

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
12 Жизнеописаний
12 Жизнеописаний

Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев ваятелей и зодчих. Редакция и вступительная статья А. Дживелегова, А. Эфроса Книга, с которой начинаются изучение истории искусства и художественная критика, написана итальянским живописцем и архитектором XVI века Джорджо Вазари (1511-1574). По содержанию и по форме она давно стала классической. В настоящее издание вошли 12 биографий, посвященные корифеям итальянского искусства. Джотто, Боттичелли, Леонардо да Винчи, Рафаэль, Тициан, Микеланджело – вот некоторые из художников, чье творчество привлекло внимание писателя. Первое издание на русском языке (М; Л.: Academia) вышло в 1933 году. Для специалистов и всех, кто интересуется историей искусства.  

Джорджо Вазари

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Искусствоведение / Культурология / Европейская старинная литература / Образование и наука / Документальное / Древние книги