Мрачные врачебные пророчества не то чтобы совсем не сбылись, но отложились на неопределенный срок, а детская та обреченность хоть и ушла в подсознанку, но наложила отпечаток на Катину психику и на ее жизнь. Отсюда вся эта ее медитативная самоуглубленность и стремление к чему-то запредельному. Тот диагноз-приговор немало способствовал ее полноценному существованию — на сцене и в жизни. Может, сама она этого и не вполне сознавала, но ее тело и душа сызмала поставили себе задачу перемахнуть через смерть. И вот все ее страхи, которые запали в нее с детства, очнулись и встрепенулись вдруг в ту новогоднюю ночь в Киеве — до полного отождествления с этим умирающим мальчиком, который влюбился в нее и хотел от нее ребенка, силясь заглянуть за пределы своей физической жизни. Можно ли винить Катю в том, что с ними произошло в ту новогоднюю ночь, когда они остались совсем одни — одни-одинешеньки на белом свете перед лицом неминуемой смерти? Да никто ее и не винил, меньше всего Федор — только она сама. То ее покаянное окаянное письмо Федору начиналось: «Я не смогу с тобой встретиться, пока все тебе не расскажу» — и подпись: «Катя, последняя дрянь».
Через полтора месяца Леня умер, а Катя и Федор расписались в загсе. Я был свидетелем со стороны невесты, а со стороны жениха позвали человека с улицы. Об аборте и речи не было. В сентябре у них родился сын, которого назвали в честь отца — Федором.
Такая вот новогодняя история, дорогой мой читатель. С наступающим!
P.S. ХУЛА ИЛИ ХВАЛА: СОЛОВЬЕВ ЗАБИЛ НА ВСЕ!