Читаем Высоцкий и другие. Памяти живых и мертвых полностью

Стучу по рюмочке и придумываю сюжеты, один похлеще другого. Со мною опасно водиться. Какие там зарисовки — сколько я наизмышлял в своих подловатых рассказах, зато вспоминательная проза чиста, как глазной хрусталик. Пусть оправданием послужит мне строчка нашего основоположника: «Над вымыслом слезами обольюсь…» Или Шекспира: «Самая правдивая поэзия — самый большой вымысел…»

Вымысел или домысел? Или умысел? Вымышленный реал. Умышленный реализм. Вымысел и есть замысел. Я — не сюрреалист, а супернатуралист. Пишу не с натуры, а натуру преображаю черт знает во что. Чем меньше знаю людей, тем больше фантазирую. Не то, что вижу, а то, что мыслю — вот мой девиз, стыренный у Пикассо. Пусть мысли никудышные, пустяковые, а то и нехорошие. Но на женщин я запал сызмала, а сегодня, к тому же, 8 марта — счастливое совпадение! Мне и карты в руки.

Ну, взять хотя бы Аню наоборот? Коли она из Сан-Франциско и ездила с подружкой в Таиланд, зачисляю ее по розовому ведомству, тем более на вопрос, замужем ли, ее девяностолетняя бабка (да, еще одна внучка, от третьего сына) отвечает двусмысленно: «И да и нет». И загадочно добавляет: «Непутевая». Но непутевая — не обязательно в том смысле, да и Сан-Франциско — не Лесбос, и живут там не одни голубые и розовые, содомиты и гоморриты. А Лесбос — там что, не было тради-ционалов? Впрочем, не против попасть в компанию лесбиянок, была бы там моя душечка, что меня зацепила в прошлый раз и разочаровала в этот. Экзотка или нормалка — мне тут ничего при любом раскладе не светит. А где светит? Разве что она геронтофилка. Когда мама жаловалась на возраст, Лена ее утешала: «Но вы ужé были молодой».

Не утешает.

Есть один только способ вырваться из этой возрастной клетки — с оперной подсказки: «Любви все возрасты покорны». Справа от меня сидит полузнакомый архитектор с женой, которой очень идет, когда она краснеет, а краснеет она все время. Скажем, когда я говорю, что был неделю назад через квартал на панихиде, и мимоходом замечаю, что покойник был еще тот кот. При слове «кот» она мгновенно краснеет — оказывается, двадцать лет назад работала с ним в одной конторе. Мое скорое на подъем воображение тут же сочиняет соответствующий сюжет, тем более у покойника романов было — не счесть. Зато танцует раскрасневшаяся жена архитектора только с одним партнером, с которым тоже где-то когда-то служила — моя разнузданная фантазия опять к моим услугам. А когда я разыгрываю своего соседа, сказав, что шансонье моя дочь (если бы!), и он верит, его краснеющая жена говорит, что он вообще очень доверчивый. Помалкивала бы, думаю, меж тем как мое воображение, не зная узды, совсем разгулялось на пустом, считай, месте. Хотя как знать. Что ближе к истине — бескрылый реал или художественный вымысел? Отелло ревнует впрок: рано или поздно Дездемоне поднадоест ниггер, и она, как пить дать, изменит ему с другом детства Кассио. Уж мне ли не знать, что такое ревность! Два моих романа и пара-тройка рассказов — не о ревности, а из ревности. По крайней мере, частично. Признаюсь, как на духу.

О, женщины! С международным праздником вас всех 8 марта!

Виновник сегодняшнего торжества стоит, обнявшись со своей Машей — точь-в-точь скульптурная группа из Виллы Боргезе, Уффици или Ватикана — я знаю? Если быть точным, не он обнимает ее, а она — его, нежно поглаживая своими тонкими пальцами лысину, лицо, шею. А он как изваяние — вот почему у меня и возникла музейная аналогия. Я пытаюсь понять ее жесты: счастливые? ласковые? бесстыжие? «Солнышко», — долетает до меня или это мне только кажется? Чтобы солнышком называть отца? Если не знать, что они отец и дочь, то можно принять за парочку, несмотря на возрастную разницу. Гордон классно выглядит для своих шести десятков (или трех двадцаток или двух тридцаток — как угодно читателю). Если бы еще не лысина… Что больше выдает возраст — седина или лысина? У меня то и другое, но в самой начальной стадии. Увы, лысеет не только голова. Взять хотя бы лобок. Почему прежде всего седеют виски? А сколько седых волос и залысин внутри! Имею в виду не только душу. Та как раз хоть и ухайдакалась от жизненных передряг, но лет на сорок потянет, никак не больше. Куда дальше, если даже сын ведет себя со мной как отец и время от времени читает мне нотации. Недавно вот прогуливались с ним по Ботаническому саду, и я не удержался и нарвал Лене нарциссов — так получил от него втык, знакомый мне сызмала всю мою жизнь: «А если бы все так делали…» — «Но так больше никто, кроме меня, не делает то, что делаю я?»

Перейти на страницу:

Все книги серии Мир театра, кино и литературы

Бродский. Двойник с чужим лицом
Бродский. Двойник с чужим лицом

Владимир Соловьев близко знал Иосифа Бродского с ленинградских времен. Предыдущий том «Иосиф Бродский. Апофеоз одиночества» – итог полувековой мемуарно-исследовательской работы, когда автором были написаны десятки статей, эссе и книг о Бродском, – выявлял пронзительно-болевой камертон его жизни и судьбы. Не триумф, а трагедия, которая достигла крещендо в поэзии. Юбилейно-антиюбилейная книга – к 75-летию великого трагического поэта нашей эпохи – давала исчерпывающий портрет Бродского и одновременно ключ к загадкам и тайнам его творчества.«Бродский. Двойник с чужим лицом» – не просто дайджест предыдущей книги, рассчитанный на более широкую аудиторию. Наряду с сокращениями в этой версии даны значительные добавления, и касается это как текстов, так и иллюстраций. Хотя кое-где остались корешки прежнего юбилейного издания – ссылки на тексты, которые в этой книге отсутствуют. Что ж, у читателя есть возможность обратиться к предыдущему изданию «Иосиф Бродский. Апофеоз одиночества», хоть оно и стало раритетом. Во многих отношениях это новая книга – сюжетно, структурно и концептуально.Хотя на обложке и титуле стоит имя одного ее автора, она немыслима без Елены Клепиковой – на всех этапах создания книги, а не только в главах, лично ею написанных.Много поспособствовала работе над книгой замечательный фотограф и художник Наташа Шарымова. Значительный художественный вклад в оформление книги внесли фотограф Аркадий Богатырев и художник Сергей Винник.Благодарим за помощь и поддержку на разных этапах работы Сергея Бравермана, Сашу Гранта, Лену Довлатову, Евгения Евтушенко, Владимира Карцева, Геннадия Кацова, Илью Левкова, Зою Межирову, Машу Савушкину, Юрия Середу, Юджина (Евгения) Соловьева, Михаила Фрейдлина, Наума Целесина, Изю Шапиро, Наташу Шапиро, Михаила и Сару Шемякиных, а также постоянных помощников автора по сбору информации X, Y & Z, которые предпочитают оставаться в тени – безымянными.В состав книги вошли как совершенно новые, так ранее издававшиеся главы в новейшей авторской редакции.

Владимир Исаакович Соловьев

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
12 Жизнеописаний
12 Жизнеописаний

Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев ваятелей и зодчих. Редакция и вступительная статья А. Дживелегова, А. Эфроса Книга, с которой начинаются изучение истории искусства и художественная критика, написана итальянским живописцем и архитектором XVI века Джорджо Вазари (1511-1574). По содержанию и по форме она давно стала классической. В настоящее издание вошли 12 биографий, посвященные корифеям итальянского искусства. Джотто, Боттичелли, Леонардо да Винчи, Рафаэль, Тициан, Микеланджело – вот некоторые из художников, чье творчество привлекло внимание писателя. Первое издание на русском языке (М; Л.: Academia) вышло в 1933 году. Для специалистов и всех, кто интересуется историей искусства.  

Джорджо Вазари

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Искусствоведение / Культурология / Европейская старинная литература / Образование и наука / Документальное / Древние книги