Высоцкий. На краю

— «Многим исполнителям удалось найти свою интонацию и акцентировать главное… Бубнов проходит мимо умершей Анны: «Кашлять перестала, значит…» И вдруг, перед последним закрытием занавеса, чудесное перевоплощение: обнажилась человеческая душа: «Кабы я был богат… я бы бесплатный трактир устроил! С музыкой, и чтоб хор певцов… Бедняк — человек… Айда ко мне в бесплатный трактир!» Артист В. Высоцкий проводит эту сцену с подъемом. В этот момент его Бубнов сверкающе счастлив…»

— Вовка, ты сверкающе счастлив?

— Как слон…

— И финал: «Итак, экзамен на артистичность сдан, но мы повременим ставить точку. Почему надо с такой поспешностью отправлять на слом законченные, профессиональные и представляющие несомненную художественную ценность («Ого!») спектакли? По-хозяйски ли сводить насмарку плоды большого и кропотливого труда?..»

— Не по-хозяйски…

— Неплохо начинаете, ребята, — поздравил всех Павел Владимирович, подойдя к ним. — Есть над чем подумать…

* * *

«Приказ № 77. Учебный план выполнен полностью, и студент В. Высоцкий допущен к государственным экзаменам 18 мая 1960 года. Всего сдано: 31 предмет, из которых 24 «отлично», 6 «хорошо» и 35 зачетов.

Государственные экзамены:

1. Мастерство актера — май — отлично.

2. Диалектический и исторический материализм — 15 июня — отлично.

Постановлением Государственной экзаменационной комиссии от 20 июня 1960 года присвоена квалификация актера театра и кино.

Председатель ГЭК ВА. Ершов

Диплом № 284453 выдан 20 июня 1960 года

Место назначения на работу — Московский драматический театр имени Пушкина, должность актера»

К «альма-матер» он относился с неизменным пиететом. И не упускал случая напомнить:

Я, дорогие, мхатовский лазутчик,

Заброшенный в Таганку, в тыл врага…

«Теперь ему меньше осталось пройти — уже три четверти пути»

Владимир Высоцкий, размышляя о своей судьбе, первый срок отмерял себе в утробе — «девять месяцев — это не лет». Потом уточнял:«Жил я славно в первой трети — двадцать лет на белом свете…»Но коль уж так Судьба распорядилась, пусть «вторая треть» продолжится хотя бы до гамлетовского, до христова века…

С 1960 года в жизни Высоцкого настал новый этап. Совсем взрослой жизни. Женился. Позади годы ученичества, школярства.

Странное совпадение. В этом же году Булат Окуджава закончил рукопись повести, которую озаглавил задорно и грустно, как тост на посошок — «Будь здоров, школяр!». Вскоре Владимиру на ночь дадут прочесть альманах «Тарусские страницы», где «Школяра» рискнули опубликовать. Проглотил залпом. Запомнились, как напутствие, вступительные слова: «Это не приключение. Это о том, как я воевал. Как меня убить хотели, но мне повезло. Я уж и не знаю, кого за это благодарить. А может быть, и некого… Так что вы не беспокойтесь. Я жив и здоров. Кому-нибудь от этого известия станет радостно, а кому-нибудь, конечно, горько. Но я жив. Ничего не поделаешь. Всем ведь не угодить…»

Я тоже жив-здоров, думал читатель, и ничего не поделаешь. А через несколько лет аукнется лирическая проза Окуджавы грубоватыми поэтическими строками:

Поэтому я — не проходит и дня —

Бью больно и долго, —

Но всех не побьешь — их ведь много…

Ведь всем не угодить, верно?

«В начале 60-х, — вспоминал Высоцкий, — я услышал песни Окуджавы, и меня поразило, что свои стихи можно еще усиливать мелодией, музыкой… И понял, что такая манера излагать свои стихи под гитарные ритмы, даже не под мелодии, а под ритм, — это еще более усиливает влияние поэзии, которой я занимался уже к тому времени немало, ну если это можно назвать поэзией. А именно стихи… И можно придать при помощи шутливой мелодии еще более комедийный оттенок песне, который, возможно, потеряется, если просто эту песню напечатать или прочесть. Стал делать, конечно, совсем по-другому, потому что я не могу, как Булат, — это совсем другое дело. Но все-таки я стал писать в этой манере именно потому, что это не песни — это стихи под гитару…»

Поселились молодожены, как и прежде, «за «ширмочкой». Но дома на Мещанской старались бывать пореже. Иза напускала тумана: «Мы не могли быть втроем — я, Володя и Нина Максимовна. В то же время я не имела права уехать, хотя это не значит, что мы тогда бы не расстались. Наверное, расстались бы. Но я со своим горем носилась, жалела себя. А ему-то каково было? За что он-то брошенный?»