Время от времени в Белоруссию на съемки «Детства» наведывалась Люся. Как-то даже с детьми. Ребята из киногруппы, узнав, что Высоцкий, оказывается, еще и отец семейства, изгалялись: «Что у вас, света не было?»
А однажды Люся появилась в гостинице «Минск», переполненная свежими светскими новостями, и с порога торжественно сказала мужу:
— В Москву приезжает Лем!
— Серьезно?
— Ариадна Григорьевна сказала, так что сведения точные. И еще, самое главное: кому-то из начальников в нашем Союзе писателей Лем сказал, что в Москве он должен обязательно увидеть трех человек: братьев Стругацких и Высоцкого.
— Меня-то он откуда знает?
— От Громовой.
В первой половине 60-х годов Ариадна Григорьевна Громова уверенно входила в первую пятерку лучших советских фантастов. Страстная поклонница песен Высоцкого, она владела самой полной на то время коллекцией его «магнитиздата», но, в отличие от многих других собирателей, охотно делилась своими запасами с другими. Ее шикарный четырехдорожечный магнитофон «Комета» постоянно находился в раскаленном состоянии — записи-перезаписи длились круглосуточно. Громова, видимо, снабдила записями Высоцкого и своего польского собрата.
Но вечеринка у Громовой, устроенная в честь Станислава Лема, не слишком удалась. Отчасти по вине Высоцкого. Он сразу предупредил: «Петь я не буду. И пить не буду», чем весьма смутил хозяйку. Когда она обиженно спросила: «Ну что же мы так ничего и не послушаем?» — он ответил: «Михаил Григорьевич Львовский принес записи Окуджавы — вот это я с удовольствием!..»
Громова включила «Комету», зазвучали песни Булата, все разговоры стихли, стали кулуарными. «Высоцкий очень хорошо слушал, — видела хозяйка и ее гости. — Он сел совсем близко к магнитофону, подставил руку под подбородок и слушал очень цепко, как собака, которая сделала стойку на дичь…»
А польский фантаст, послушав немного, повел светскую беседу с очаровательной женой Высоцкого.
— Не хотелось бы вам самой быть актрисой, работать в театре?
— Нет, — держала марку Людмила. — Я категорически против того, чтобы женщины играли в театре. Я за то, чтобы в театре, как во времена Софокла и Еврипида, играли одни мужчины: надевали женское платье, выходили на сцену, — это было прекрасно. Поэтому мне и в голову не приходит быть актрисой.
— А что вы делаете в жизни, помимо того, что вы — жена Высоцкого?
— Призвание женщины — быть матерью. Я за это. Я воспитываю своих детей. Это то, чем я занята в жизни…
На память о фантастической встрече пан Станислав вручил свою последнюю книжку «Bajki robotow». Вежливо перевел: «Сказки роботов». Достал диковинную ручку и черкнул дарственную надпись: «Z najwyzszym uznaniem I wdziecznoscia znakomitemu Wolodi Lem Moskwa 65».
А «знаменитый Володя» в те дни думал совсем о другом писателе-фантасте, а точнее, о своем учителе Андрее Синявском. Мотаясь из Москвы в Минск и обратно, ныряя в «Антимиры» и выныривая в «Детстве», он как-то совершенно отрешился от происходящего вокруг. Во время очередного «дружеского визита» домой Люся огорошила новостью: 8 сентября арестовали Андрея Донатовича. Шел на занятия в Школу-студию и…. Через два дня во Внукове задержали его друга Юлия Даниэля. Как, за что? Пока никому ничего точно не известно.
В декабре Высоцкий с тревогой сообщил Кохановскому: «Ну, а теперь перейдем к самому главному. Помнишь, у меня был такой педагог — Синявский Андрей Донатович? С бородой, у него еще жена Маша. Так вот, уже четыре месяца, как разговорами о нем живет вся Москва и вся заграница. Это — событие номер один. Дело в том, что его арестовал КГБ. За то, что он печатал за границей всякие произведения: там — за рубежом — вот уже несколько лет печатается художественная литература под псевдонимом Абрам Терц, и КГБ решил, что это он. Провели лингвистический анализ — и вот уже три месяца идет следствие. Кстати, маленькая подробность. При обыске у него забрали все пленки с моими песнями и еще кое с чем похлеще — с рассказами и так далее. Пока никаких репрессий не последовало, и слежки за собой не замечаю, хотя — надежды не теряю. Вот так, но — ничего, сейчас другие времена, другие методы, мы никого не боимся, и вообще, как сказал Хрущев, у нас нет политзаключенных…»
Съемки в Белоруссии продолжались под непрерывный бой гитары Высоцкого. Автор гордился: «Мы в этом фильме с Виктором Туровым нашли несколько возможностей, чтобы эти песни звучали. Вот, например, я прихожу в первый раз к себе в комнату, в которой не был четыре года. Взял гитару и начинаю вдруг петь песню, как будто бы я недавно совсем ее написал в госпитале:
Он пел в фильме Турова: