Высшая математика

— Хочешь проверить? — на губах повисла горькая улыбка, вспоминая, как Кирилл устраивал мне осмотр гинеколога. Они стоят друг друга. — А вам не приходило в голову, попросить меня сделать выбор?

— Тебя? — Матвей усмехнулся, — Марина, ты могла сделать его в любой момент. Но тебе больше нравилось выполнять то, что тебе говорят. Разве нет? — он был так уверен в этих словах, что я поёжилась, — в конце концов, ты всё-таки выбрала. Надеюсь, счастлива? — взгляд завис в никуда, — не переживай, фотки я твои удалю, и можешь оставаться с ним.

Напряжённо засмеялась. Оставаться с ним? С тем, кто делил меня, как бездушную вещь?

— Вам надо остаться друг с другом, — выплюнула, стараясь хоть как-то ужалить. После чего развернулась и пошла в свою комнату, оставив его в коридоре. Дверной замок защёлкнулся за спиной. Ушёл. Я осталась одна. Но больно было уже не оттого, что обманывали, манипулировали и делили, как игрушку. Поняла, что Матвей прав. Ужаснулась, как простые фотографии в нижнем белье довели меня до этого? Почему ещё тогда, в раздевалке, не сказала, что плевать. Выкладывай куда хочешь. Ну, посмотрели бы на это одногруппники, пообсуждали неделю и что дальше? Как будто людей в купальниках не видели. Я ведь даже не голая на них. Почему разрешила себе стать зависимой от него? От них! Исправилась. Почему не прекратила ещё тогда? Зачем позволила делать это с собой?

Эпилог

Вчера сдала последний экзамен на летней сессии. Скоро я перевожусь в другой вуз, и в сентябре начну обучение, по специальности — архитектор. Я перевожусь. Нет, не из-за того, что произошло, совсем нет. Просто я вдруг поняла, что мне не интересно учиться в экономическом университете, а пошла я сюда только потому что родители сказали — это стабильная профессия, экономика всегда актуальна, с такой специальностью ты найдешь много предложений по работе. Может быть все и так, только они забыли спросить, чего хочу я. А я почему-то решила не говорить, ведь была убеждена, что они знают лучше, что им виднее.

Уже сейчас я волнуюсь. Меня ждёт новый коллектив, новые люди, новая история в которой я сделаю мазок по чистому листу в прямом и переносном смысле. Я воодушевлена, я всегда любила рисовать, но почему-то не рассматривала это, как будущую профессию. Теперь все иначе. И поэтому вдвойне хочу оставить всё, что произошло за прошлый год в прошлой жизни. Последний месяц в университете дался слишком тяжело, чтобы вспоминать, но на пороге нового пути, мысли так и лезут в голову о произошедшем.

Матвей слово сдержал и фотки удалил. А если и не удалил, то никому не показывал и мне о них не напоминал, как и о себе. Кирилл, напротив, пытался поговорить. В универе. Приходил ко мне в подъезд. Домой. Ждал на запасной лестнице. Впустую.

У нас с ним состоялся только один разговор. В тот же день, когда Матвей мне всё рассказал. Я сама приехала к Кириллу домой, практически сразу после того разговора. Ждала возвращения в подъезде, как обычно, ждал меня он. Сидела на подоконнике напротив лифта, поэтому когда появился, то заметил сразу.

— Малявка? — обрадовался, хоть и удивился, — ты почему здесь? — ускорил шаг, практически бросился навстречу. Но я быстро остудила энтузиазм, объявив почему:

— Я хочу, чтобы ты отдал мне видео.

— Какое видео? — шаг парня замедлился, в глазах отразилось удивление, но взгляд стыдливо не отвёл, будто бы и правда, не понял, о чём говорю.

— Я всё знаю. Матвей мне рассказал! — было тяжело на него даже смотреть без отвращения. А боль внутри скручивала узлом. Но проигнорировала её, не меняясь в лице.

— Что… — медленно выговорил, — всё? — всмотрелся, остановившись в нескольких шагах от меня, и именно теперь глаза выдали вину.

— Всё, — повторила безэмоционально, насколько смогла. Но чувствовала, что ещё слово и голос задрожит, потому сделала паузу.

Кирилл молчал. Потупил взгляд. Поняла, что оправдываться не торопится, глубоко вздохнула, чтобы хоть немного успокоиться и продолжила сама:

— Он приходил утром. Сразу после тебя.

Глаза парня мгновенно расширились, снова прожигая насквозь. Напугался. Наконец, дошло. Но следующий вопрос заставил растеряться:

— Он что-то сделал тебе?

Казалось, будто переживал. Но это неправда. Очередная ложь. Не надо лишних иллюзий, отмахнулась я. Переживать Аксёнов мог только за одно, как бы друг ни покусился на то, что теперь принадлежало ему по праву. И ответила так, чтобы почувствовал на своей шкуре, что проделывал со мной всё это время:

— Ничего, что не делал ты, — короткая пауза, глотнуть воздух, и продолжила, увидев реакцию, — почему испугался? Разве ты делал что-то плохое? — усмехнулась. Мне действительно было смешно, хоть и больно. Ведь всю дорогу убеждал, что только он имеет право издеваться надо мной. Хотя вводные данные у обоих были одинаковые.

— Что он сделал? — разлепил губы и тяжело сглотнув, повторил вопрос.

— Шантажировал фотографиями, — почти с радостью сообщила, — хотел трахнуть! — грубое слово, не свойственное моему лексикону, далось произнести вслух тяжело, но заставила себя, чтобы звучало так, как они к этому относились.