Высшая мера

Несколько минут молчали. Говорить Секретарю с капитаном было не о чем. Он нервно постукивал обычным карандашом по гладкой поверхности письменного стола, обдумывая предстоящий допрос. Сушко ощутимо волновался, частенько бросая косой взгляд на стоящие на полке часы в виде кремлевских курантов.

Наконец, в дверь постучали. На пороге показался старший сержант в форме госбезопасности с синими погонами. Он осмотрел кабинет, сделав вид, что не заметил Секретаря, и только потом втолкнул туда избитого, полуголого мужчину с широкими залысинами. Одет мужчина был в какое-то тряпье, бывшее когда-то домашним халатом. Руки и колени были сбиты до крови. Длинные глубокие ушибы саднили. Под глазам арестованного красовался огромный синяк, а нос опух и слегка был свернут на правую сторону. Из-за чего лицо Марка Розенштайна казалось в полумраке комнаты каким-то мертвецки бледным и чудовищно исковерканным.

– Я говорил, чтобы арестованного не били…– уточнил Власенко в наступившей тишине, которую разрывали только всхлипывания бывшего директора магазина.

– Сержант?– окликнул конвой Сушко, испуганно сжимаясь внутри. О строгости Нестора Петровича ходили легенды. Неавыполнения своих приказов он не терпел и для капитана вся это история могла закончиться тем, что он займет соседнюю камеру вместе с Розенштайнами.

– Я, товарищ капитан!– конвой топтался за дверью в ожидании поручений.

– Откуда побои на задержанном?– строго спросил Сушко, уперев руки в бока..

– Так…это…упал…Да и при задержании сопротивление оказывал,– пожал плечами конвоир. Для него не было ничего удивительного, что враг народа несколько раз проехался своей наглой антисоветской мордой по стенке своей камеры, так поступали со всеми, кто попадал в холодногорские застенки.

Секретаря это объяснение не удовлетворило, но немного успокоило. Жестом он отправил сержанта обратно за дверь и встал со своего места, замерев над упавшим и так еще не вставшим с колен Марком.

– Марк Соломонович Розенштайн, выкрест…уроженец Харькова. Женат. Детей не имеет. Арестован по статье 58 – антисоветская деятельность…– словно читая его личное дело, проговорил Секретарь, расшагивая вокруг лежащего мужчины. Сушко отошел в сторону, уступив право вести допрос старшему по званию. – Что же вы так, дорогой Марк Соломонович? Вам Родина важное дело доверила, коммерцию в молодом социалистическом государстве налаживать. Доход в казну приносить, а вы…Шубами барыжите....– покачал разочарованно головой Секретарь.– Нехорошо…

– Шубами?– выдохнул с трудом Марк, так и оставшись лежать на полу кабинета, скрючившись в три погибели.

– А то чем же? Вместо того, чтобы продавать их, согласно очереди, вы беспринципно брали денег с гражданок и обслуживали тех кто больше даст вне очереди. Так?

– Нет…– вымолвил Марк. В его глазах запылала искорка надежды. Ведь шубы это не так страшно, шубы – это не предательство Родины. Шубы – это мелочь, за них не расстреливают. Вот, если бы они узнали про его критику товарища Сталина, тогда пришлось бы беспокоиться. А Роза? Розу-то за что? Она тоже болтлива не в меру…Может где-то, что-то ляпнула? Например, новой соседке? У неё муж – начальник этих извергов. Но надежды Марка Соломоновича на благоплучный исход дела мгновенно рухнули, когда неизвестный ему мужчина в круглых треснувших очках задал очередной вежливый вопрос.

– Ладно шубы…А осуждать решения партии и лично товарища Сталина? – Секретарь бросил короткий почтительный взгляд на портрет.– Что молчишь сука?!

Остроносый ботинок Нестора Петровича вонзился в открытый, ничем незащищенный бок Розентшайна. Тот охнул от боли, закатывая глаза, дернулся в сторону, но был тут же ухвачен за остатки воротника халата крепкой рукой гражданского, ведущего допрос.

– Больно, тварь?– уточнил Власенко, брызгая в разбитое лицо Марка слюной.– Больно? – он отвесил ему оглушительную оплеуху. От чего голова директора магазина безвольно мотнулась из стороны в сторону.– ты еще не знаешь, что такое боль! Я научу тебя…

– Что вам надо…Я ни в чем не виноват!– пробормотал, почти плача, Розенштайн. Все его внутренности болели от постоянных побоев, десны кровоточили, так и не зажив после того, как при задержании ему выбили большинство зубов.

– Не виноват?– Нестор Петрович с трудом отпустил грязную, пропитанную потом и кровью ткань воротника.– Может быть…– он встал, отряхнул руки, протерев платочком запотевшие стекла очков.– Может быть это ошибка, как вы считаете, товарищ Сушко?– капитан лишь кивнул. Ему ужасно хотелось выпить. Постоянное насилие, которое сопровождало его на работе, сводило его с ума. Убитые им люди все чаще приходили к нему во сне, но вырваться из этой кровавой карусели не было никакой возможности. Оставалось только лишь терпеть, да заливать свое горе крепким самогоном.

– Может и не виновен…Только это надо доказать! Советский человек должен постоянно доказывать, что рад помочь органам госбезопасности, иначе он не советский человек, а шпион…