Однако, когда речь идёт о высшем образовании, исследователи сталкиваются с рядом серьёзных противоречий. Во-первых, необходимо признать, что в первую очередь эта услуга в любом современном государстве предоставляется тем, кто находится на высших уровнях социальной иерархии, соответственно, государственные расходы в данном случае носят чаще всего по существу регрессивный характер. Следовательно, здесь не работает обычная оценка государственной политики как носящей в рамках современного социального государства перераспределительный характер. Во-вторых, в данном случае меняется само понимание институциональных изменений. Если обычно речь идёт о дихотомии (есть изменение/нет изменений), то применительно к высшему образованию сегодня гораздо целесообразнее говорить о том, какой именно вариант изменения происходит. Другими словами, идёт ли переход к модели, предусматривающей частичное частное финансирование, или к модели массового, полного государственного финансирования. В-третьих, необходимо учитывать, что выбор между этими моделями носит главным образом политический характер, являясь результатом агрегации политическими партиями индивидуальных предпочтений их избирателей. Наконец, следует признать, что в этой ситуации институциональные изменения не являются ни неизбежными, ни однонаправленными.
При этом проблема не сводится только к государственной политике в отношении высшего образования и науки. Она включает в себя и аспекты, связанные с определением характера взаимоотношений между образованием и наукой, а также места и роли обеих сфер в высокодифференцированном современном обществе. Социология образования представляет собой отдельную комплексную отрасль современных исследований, в рамках которой работали многие известные учёные XX столетия: Н. Луман, Т. Парсонс, Ю. Хабермас[78]
и т. д. Венгерский исследователь Бела Покол в работе «Комплексное общество: одна из возможных трактовок социологии Лумана»[79] особо подчёркивал двойственность рациональности университетской сферы и её научной составляющей. Уже в XIX в. была создана модель германского университета, способного воспринимать результаты научных исследований и продвигать их, которая в дальнейшем нашла применение (в той или иной степени) в большинстве высокоразвитых стран. На продвинутом этапе этого развития формирование учебного материала всё больше превращается во включение «учебного процесса» в процесс исследовательской работы. Данный процесс может осуществляться в более структурированной форме в рамках бакалаврских программ или в более свободном варианте в процессе подготовки учёных после получения университетского диплома путём присвоения различного рода учёных степеней, званий и т. п. В ходе «постдипломного образования» оценка осуществляется по качественным параметрам, во всяком случае, к этому стремятся, т. к. таким образом создаётся определённая этика научно-исследовательской деятельности.Исследуя вышеописанную проблему, Б. Покол ставит чрезвычайно важный для современных условий вопрос: Каким образом система оценки способна включать такой измеритель, как экономическая рентабельность научных исследований? Ответ на него учёный предпочитает искать в деятельности университетов США, хотя и признаёт взаимосвязь типичной для них модели с характеристиками германского исследовательского университета. Уже в прошлом столетии учёные подчёркивали, что американские университеты зависят в первую очередь от количества студентов, стремящихся в них учиться (от их платы за обучение, а также от субвенций государства, выделяемых в зависимости от количества обучаемых)[80]
.Соответственно ректор университета (в данном контексте он становится менеджером) ориентируется прежде всего на экономическую рациональность, для повышения которой стремится привлечь в университет наиболее высоко оцениваемых с точки зрения научной рациональности (звания, степени, индексы цитирования и т. п.) профессоров, предоставляя им максимально благоприятные финансовые, материальные и иные условия. Последние в свою очередь привлекают в университет наиболее способных, подготовленных и заинтересованных студентов.