Высшая степень обиды

– Помочь, я же говорю! – рассердилась я... на себя, наверное, – ну его же не в тюрьму заберут, Витя! И я не уверена, что мы с тобой – лучший вариант. Могут усыновить по-настоящему хорошие люди.

– А мы с тобой – не самые.

– Ой, далеко не самые – оба, – признала я, – ты и сам это знаешь. Сначала даже в голову не пришло усыновление. А когда пришло – испугалась, только теперь уже ни о чем другом думать не могу.

– Испугалась ответственности… Такое же, наверное, чувство… Я не уверен, Зоя – неожиданно... – потер он седой висок, – никогда не думал о таком, и мальчика этого не знаю. Дай подумать, хорошо? Ты вот увидела его, и что почувствовала?

– Жалела, что не решилась родить второй раз. Хотела же… – вздохнула я, – даже собиралась поговорить с тобой, но помешало что-то, а потом очередной переезд…

– И я хотел, но даже просить не посмел, – серьезно кивнул он, – давай сначала посмотрим и решим каждый для себя – сможет он стать родным или нет? Иначе не стоит и начинать.

– Согласна. Но там такая процедура… и сначала его отберут. Вот этого я больше всего и боюсь.

– Есть такая услуга – бесплатная юридическая консультация онлайн, – улыбнулся он, – если мы с тобой сумеем убедить органы опеки, то мальчика отдадут нам в гости… Не помню точно – на бегу говорили, но, чтобы не травмировать ребенка, предусмотрен такой «гостевой» режим проживания, пока собираются документы на усыновление. Все решаемо... Мы подходим по всем требованиям – я смотрел список документов. Теперь нужно решиться, оценить свои силы и желание. И помни самое главное – никто не заставляет нас это делать. На все наша добрая воля, так?

– Так, – кивнула я, как под гипнозом.

– И ты самая лучшая мама. Для Сережи и Ромы – точно.

– И ты тоже. У нас хорошие дети – тут правда… А у них спросить нужно? – вспомнила я вдруг и пожаловалась, прикрывая веки: – Я так туплю со вчера, Витя – страшное дело...

– Это понятно, ты всегда сильно переживаешь. Дед и бабушка… – погладил он меня по руке, мягко сжал пальцы и кивнул невесело: – И сразу же, как ломом по голове – Света. Любой бы растерялся. Мальчишки? Я тоже думаю, что нужно будет их официальное согласие, они же члены семьи? Ну, это потом… если решимся.

– Да… потом. Собираемся? Похороны, Витя… там еще нужно будет помочь Артему… финансово.

– Мы все решили. Хоть про это не думай.

– Ага, – слабо улыбалась я, вспоминая, что даже не поплакала, как следует по Свете – все еще не верилось, воспринималось отстраненно… трудно.

– Слушаюсь, мужчина, – согласилась я и напросилась на очередное напряженное признание:

– Соскучился… очень.

– У нас вся ночь впереди, – пообещала я, чувствуя, как к щекам приливает кровь. Опять отвыкла и глупо стесняюсь, что ли? Отвернулась…

Он как-то быстро оказался рядом, прижал к себе и сдавлено зашептал в волосы, вздрагивая то ли от волнения, то ли от возбуждения: – Иди сюда, – разворачивал к себе, – ну, не краснела бы… с ума сойти …

Потом мы долго вызывали такси, ждали, нервничали, что не пошли на метро. Но пройти даже сто метров по такой круговерти… занесло бы, превратило в два ходячих сугроба. Потом оттаяли бы, вымокли. Я перестала дергаться только в поезде – явно ведь проводятся мероприятия по борьбе со снегом, должны работать снегоочистители, а дальше по курсу следования везде леса, там пути заносит не так сильно.

Подходили к дому в тишине и по глубокому снегу. Уже возле самого дома Виктор провалился в сугроб, ругнулся и растерянно посмотрел на меня, а я засмеялась:

– Полные ботинки?

– Давно уже. По колени сырой, а тут канавка, что ли? И руки мокрые – полные перчатки. Высушусь… ничего.

Перед тем, как войти в дом, стукнула в то окно, где светилось, чтобы опять не испугать маму. На крыльце мы смели веником снег с обуви и одежды, потопали еще в прихожей, чтобы не нанести…

Вошли, и я быстро прикрыла за собой дверь, чтобы не тянуло холодом, включила свет. В распахнутых комнатных дверях стояла мама и смотрела на Усольцева. А он на нее.

– И у вас тоже, Тамара Платоновна, я прошу прощения, – напряженно прозвучал его голос.

– Заходите, – кивнула она, пристально взглянув на насторожившуюся меня: – Прохладно тут.

В комнате я поискала взглядом и спросила:

– А где же Гриша?

– Набегался и уснул. Мы почти весь день были на улице – лепили снеговика. Здесь метель часов в десять стихла. Вас сейчас кормить?

– Нет, мам, мы поели перед самым выходом, – нетерпеливо отчиталась я, – дай, пожалуйста, мужские носки, и можно мы посмотрим Гришу?

– Посмотрите… – перевела она взгляд на Усольцева и тот кивнул.

– В моей комнате… только не разбудите.

Помыв руки и немного согревшись, мы поднялись наверх. Мамина кровать стояла ровно посреди комнаты. Так что, постояв немного возле нее, мы присели около мальчика с разных сторон. Смотрели молча, стараясь даже дышать тихо, а потом я протянула руку и осторожно поправила светлую прядку, что упала ему на лоб. Он шевельнулся и прошептал, не просыпаясь:

– Ма-а…