ВЫСШАЯ СТЕПЕНЬ ПРЕДАННОСТИ. Правда, ложь и руководство

Нам необходимо выяснить, что происходит, и разобраться с этим сейчас. Я слышал, что некоторые парни полагают, что ещё слишком рано, сейчас лишь октябрь, нам следует дождаться конца года и посмотреть, что покажут криминальные сводки. Я отказываюсь ждать. Особенно в свете той информации, что у нас есть от всех шефов крупных городов, и особенно потому, что это не просто значения данных, это — жизни. Руководители правоохранительных органов не должны ждать, чтобы побуждать своих парней хорошо охранять общественный порядок. Под этим я подразумеваю твёрдо, справедливо и профессионально. И не менее важно, чтобы руководители общин не ждали, а требовали и помогали, чтобы эти офицеры хорошо охраняли общественный порядок. И настаивали на том, чтобы эти офицеры получили пространство, время и уважение, чтобы делать это эффективно и профессионально.

Я знал, что эти комментарии разозлят некоторых людей из администрации Обамы, но твёрдо чувствовал, что директор ФБР должен быть независимым голосом в вопросах уголовного правосудия вроде этого. Независимость, сказал Президент Обама, это то, чего он искал, когда выбрал меня. Проблемы преступности, рас и правоохранительных органов сложны и эмоциональны, но они не становятся лучше, если о них не говорить.

В одном я был прав. Мои комментарии всех расстроили. На самом деле, больше людей, чем я ожидал. Моей целью было высветить серьёзную проблему, дать ей тонкую трактовку и разжечь дискуссию о возможных причинах и решениях. Я хотел инициировать диалог на тяжёлую тему. Я хотел побудить людей задавать трудные вопросы о том, что могло оказаться правдой, организовать сбор данных и подтолкнуть к изучению этих данных. И надеялся, что это даже могло изменить поведение и спасти жизни путём поощрения одних к лучшему осуществлению охраны общественного порядка, а других к большей поддержке со стороны общин. Вместо этого я увидел ещё одну демонстрацию трайбализма[30] в Америке.

Полицейские профсоюзы жаловались, что я обвиняю копов и называю их трусами. Голоса слева говорили, что я бездоказательно защищаю «эффект Фергюсона»[31], и он не может быть правдой. Они говорили, что я выступаю против пристального внимания к действиям полиции. Голоса справа утверждали, что страна столкнулась с эпидемией убийств, и обвиняли Президента Обаму. Слишком немногие спрашивали: «А где правда?». Слишком немногие в действительности рассматривали возможности и задавали вопрос, что происходит, даже если считали, что у меня поехала крыша. Вместо этого, парни бросились к своей команде, своей стороне. Очень немногие голоса на городской площади нашли время спросить: «Итак, о чём беспокоится этот парень, и о чём точно он говорит?»

Один человек — в самом центре городской площади — нашёл. Через день или два после возвращения из Чикаго, мой руководитель аппарата пришёл сообщить, что президент хотел бы поговорить со мной в Овальном кабинете. Тема не была озвучена, и не было информации, кто ещё будет присутствовать. Оказалось, только мы вдвоём, моя первая встреча один на один с Президентом Обамой.

До встречи с женой, я не знал, что такое в действительности слушать. Как, по крайней мере по моему опыту, и большинство людей в Вашингтоне, округ Колумбия. Для них, слушать — означает молчать, пока говорит кто-то другой перед тем, как ты скажешь то, что планировал сказать всё это время. Мы видели этот обмен практически в каждых «дебатах» по телевидению. Когда кандидат сидит на стуле, ждёт, пока загорится свет, затем встаёт и озвучивает свои заранее подготовленные тезисы, пока кто-то другой в ответ говорит свои заранее подготовленные тезисы. Слова просто достигают ушей, но не проникают в сознательный мозг. Это и есть «вашингтонское слушание».

Мой брак научил меня, что то, что я считал слушанием, на самом деле, никакое не слушание. Как и многие люди, я думал, что слушать, это сидеть молча, пока говорит кто-то другой, а затем воспринимать, что он сказал.