Вне всякого сомнения, у каждого из моих советников были свои собственные политические убеждения и взгляды. В конце концов, они были людьми. К тому же, у них были супруги, друзья или члены семьи со своими собственными точками зрения. Я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь из нашей команды — ни единый — занимал позицию, которая выглядела бы движимой их собственными политическими мотивами. И более того: я никогда не слышал аргумента или высказывания, которые посчитал бы исходящими из политической предвзятости. Никогда. Вместо этого мы дискутировали, спорили, слушали, размышляли, переживали, играли адвоката дьявола, и даже находили возможность смеяться, когда обсуждали наши основные решения. Я приказал команде подробно меня информировать, чтобы я мог быть уверен, что у следователей были все требуемые ресурсы и вся возможная защита от давления извне. И таким образом я мог принять основные решения, что, в конечном счёте, и являлось моей работой.
Первым решением, которое требовалось принять, это говорить ли о деле публично. Как обычно, ФБР отказывалось подтверждать существование какого-либо расследования в отношении пользования электронной почты госсекретарём Клинтон после того, как мы открыли его тем июлем. Но к концу сентября 2015 года, спустя почти три месяца ведения расследования, это «без комментариев» всё больше и больше выглядело глупо. В конце концов, расследование началось с публичного обращения генерального инспектора. Сами кампании и обе партии в Конгрессе говорили о нашей работе. Агенты опрашивали связанных с этим делом людей, а также взаимодействовали с людьми, которые имели возможность, и пользовались ей, говорить о нём прессе. Конгресс также хотел неких запротоколированных гарантий, что мы изучаем этот вопрос, особенно потому, что в прессе стоял шум.
В политике Министерства юстиции и ФБР содержатся исключения для нашей политики «без комментариев» в отношении расследований, вызывающих чрезвычайный общественный интерес, или когда наша следственная деятельность заметна для общественности. Мы уже несколько раз пользовались этим исключением за время моего пребывания на посту директора, подтверждая уголовное расследование в отношении того, не являлись ли незаконными нападки на Внутреннюю налоговую службу со стороны политических организаций так называемого Движения чаепития, так же как подтверждая уголовное расследование в отношении гражданских прав в Фергюсоне, штат Миссури. В каждой из тех ситуаций, как и во многих других на протяжении моей карьеры, министерство принимало решение о необходимости заверить общественность, что профессионалы из правоохранительных органов расследуют эти противоречивые дела.
Так уж случилось, что мы с генеральным прокурором Лореттой Линч в начале октября запланировали совместный выход к прессе, во время которого, было ясно, на каждого из нас станут давить, предпринимает ли Министерство юстиции какие-то действия по обращению генерального инспектора разведывательного сообщества. Если мы собирались подтвердить расследование, я считал, что для этого как раз будет подходящий момент. Так что в конце сентября я запланировал встречу с генеральным прокурором, чтобы обсудить эту возможность. Старшие руководители Минюста и ФБР также присутствовали на этой встрече, происходившей в конференц-зале Командного центра Министерства юстиции.
Я знал Лоретту Линч с начала 1990-х, когда мы совместно в качестве прокуроров работали в Нью-Йорке над одним делом. Наркодилеры из Манхэттена, в отношении которых мы вели расследование, замышляли убийство федерального судьи в Бруклине, где она была помощником окружного прокурора Соединённых Штатов, так что мы объединили усилия по этому делу. Она была умным юристом и честным человеком, открытым для того, чтобы выслушать точки зрения других. В Командном центре Минюста я пояснил, что считаю, что мы достигли той точки, когда во время запланированного на 1 октября моего регулярного ежеквартального круглого стола с прессой мне следует подтвердить, что у нас открыто расследование в отношении электронной переписки Клинтон, о котором, в любом случае, уже знал весь мир, но не вдаваться в подробности.
Генеральный прокурор Линч согласилась, что имело смысл это сделать. Но затем быстро добавила: «Назови это ‘вопросами’».
— Зачем? — спросил я.
— Просто назови это ‘вопросами’, — последовал ответ.
В тот момент до меня дошло, что этот вопрос терминологии был поразительно схож с борьбой, которую в июле развернула кампания Клинтон против «Нью-Йорк Таймс». С тех самых пор команда Клинтон применяла множество эвфемизмов, чтобы избежать использования слова «расследование». Похоже, генеральный прокурор направляла меня придерживаться той стратегии кампании Клинтон. Её «просто делай так» в ответ на мой вопрос указывало, что у неё нет юридических или процедурных обоснований своей просьбы, по крайней мере ни одного, основывавшегося на нашей практике или традициях. В противном случае, полагаю, она бы так и сказала.